Джек Вэнс - Лионесс: Мэдук

«Конечно, помните! Он любил мою мать, принцессу Сульдрун. За это король приказал бросить его вот в эту яму. Если отец еще жив, может быть, он отзовется и скажет, как его зовут. Тогда я смогу умолять его величество о снисхождении».

Палач вздохнул и печально усмехнулся: «Можете звать сколько угодно, день и ночь! Вы не услышите в ответ ни шепота, ни вздоха».

«Значит, он умер?»

«Его опустили в темницу давным-давно. Там, в одиночестве, человек быстро теряет волю к жизни. Там холодно и сыро, там остается только сожалеть о своих преступлениях».

Мэдук смотрела на отверстие колодца, горько опустив уголки губ: «Кто он был, как он выглядел? Вы не помните?»

Зерлинг бросил тревожный взгляд через плечо: «Замечать что-нибудь, спрашивать о чем-нибудь, помнить кого-нибудь — не мое дело. Я рублю головы и верчу ворот, растягивая сухожилия. Но когда вечером я прихожу домой, я становлюсь совсем другим человеком. Поверите ли, не могу даже курице свернуть шею!»

«Все это замечательно — но каким был мой отец?»

Зерлинг снова опасливо оглянулся: «Пожалуй, лучше было бы ничего не говорить — тем более, что ваш отец позволил себе немыслимый проступок…»

Мэдук прервала размышления палача почти плачущим голосом: «Я не могу так думать! Если бы он не позволил себе этот проступок, меня не было бы на свете».

Зерлинг моргнул: «Вопросы такого рода выходят за рамки моей компетенции. Я уделяю все внимание тому, чтобы правильно выдергивать кишки и затягивать петли. Королевское правосудие, по определению, обсуждению не подлежит. Должен признаться, в данном случае суровость наказания меня удивила: казалось бы, достаточно было отрезать наглецу нос и уши, да еще хорошенько вздуть плетью напоследок».

«Меня она тоже удивляет, — отозвалась Мэдук. — Вы говорили с моим отцом?»

«Не помню никаких разговоров».

«Как его звали?»

«Никто не позаботился спросить. Прислушайтесь к моему совету, принцесса: забудьте об этом!»

«Но я хочу знать, какая у меня родословная. У всех есть родословная, а у меня нет!»

«В этой яме вы не найдете никакой родословной! А теперь — ступайте прочь, пока я не подвесил вашего приятеля за ноги, чтобы больше тут никто не безобразничал!»

«Пойдемте, ваше высочество! — взмолился Пимфид. — Здесь больше нечего делать!»

«Но мы ничего и не сделали!»

Пимфид не ответил — он уже удирал со всех ног.

Однажды, солнечным утром, Мэдук бодро прошагала по Длинной галерее Хайдиона к парадным воротам. Глядя из-под открытой арки на террасу перед входом, она заметила принца Кассандра. Облокотившись на балюстраду и задумчиво взирая на простиравшийся ниже город, его высочество отправлял в рот, одну за другой, темно-лиловые сливы из установленного рядом серебряного блюда. Быстро оглянувшись, чтобы убедиться в отсутствии наблюдателей, Мэдук бегом пересекла террасу и присоединилась к Кассандру.

Сперва принц беззаботно покосился на нее, но тут же вопросительно поднял брови и повернулся к ней лицом: «Клянусь девятью нимфами Астарты! Чудеса в решете!»

«Что тебя так удивляет? — поинтересовалась Мэдук. — То, что я соблаговолила провести некоторое время в твоем обществе?»

«Конечно, нет! Сегодня ты поразительно хорошо одета!»

Мэдук бросила безразличный взгляд на свое скромное белое платье с каймой ниже колен, расшитой зелеными и голубыми цветами; ее медно-рыжие кудри были перевязаны белой лентой: «Ничего особенного, хотя бывает и хуже».

«Перед нами, наконец, не диковатый заморыш, потрепанный бродячими псами, а принцесса королевской крови, изысканная и грациозная! — напыщенно произнес Кассандр. — В самом деле, ты выглядишь почти привлекательно».

Мэдук скорчила гримасу: «Я тут ни при чем. Меня заставили переодеться, чтобы я танцевала котильон».

«И это тебя ужасно огорчает?»

«Не слишком — потому что я сбежала и танцевать не собираюсь».

«Ага! Ты многим рискуешь! Леди Дездея будет вне себя».

«Ей придется руководствоваться здравым смыслом. Если ей нравится танцевать, пусть пляшет — мне все равно. Она может прыгать, вертеться, дрыгать ногами и трясти задом, сколько ей вздумается, но только без меня. По-моему, вполне разумно предоставить каждому возможность следовать своим предпочтениям».

«Так вещи не делаются! Каждый обязан учиться вести себя, как полагается — даже мне приходится подчиняться».

«Почему же ты не танцуешь котильон, обливаясь потом и дрыгая ногами вместе со всеми?»

«В свое время я достаточно попотел, можешь не сомневаться! А теперь твоя очередь».

«Мне это не нужно — и воспитательницам придется вбить себе это в голову».

Кассандр усмехнулся: «Бунтовщица! Тебя могут снова выпороть».

Мэдук презрительно вскинула голову: «Пусть! Я не заплачу и не скажу ни слова — им быстро надоест это занятие».

Принц расхохотался: «Ты жестоко ошибаешься! Только на прошлой неделе я обсуждал этот вопрос с Танчетом, помощником палача. Он говорит, что разговорчивым арестантам — тем, которые орут, визжат и выбалтывают все на свете — легче, чем упрямым и молчаливым, потому что вопли и жалобы позволяют палачу скорее убедиться в том, что он хорошо делает свое дело. Не пренебрегай моим советом! Несколько оглушительных криков и судорожных всхлипываний избавят твою шкуру от множества лишних неприятностей».

«Над этим стоит подумать», — согласилась Мэдук.

«Или — если рассматривать проблему с другой точки зрения — ты могла бы попробовать вести себя смирно и робко. Тогда тебя никто пороть не будет, и вопрос отпадет сам собой».

Мэдук с сомнением покачала головой: «Моя мать, принцесса Сульдрун, вела себя смирно и робко, но ее все равно ужасно наказали, хотя она ничего такого не заслужила. По меньшей мере, я так считаю».

«Сульдрун ослушалась короля, — рассудительно возразил Кассандр. — После этого ей оставалось винить только себя в том, что с ней случилось».

«И все-таки мне кажется, что король поступил со своей дочерью слишком жестоко».

Принц явно не хотел затрагивать эту тему: «Королевские приказы обжалованию не подлежат».

Мэдук смерила Кассандра холодным оценивающим взглядом.

Он нахмурился: «Что ты на меня уставилась?»

«В один прекрасный день ты станешь королем».

«Вполне возможно — надеюсь, не слишком скоро. Я не тороплюсь заниматься государственными делами».

«Ты стал бы так обращаться со своей дочерью?»

Кассандр поджал губы: «Я сделал бы все, что, по моему мнению, подобало бы сделать королю».

«А если бы я еще не вышла замуж, ты попытался бы женить на мне какого-нибудь вонючего толстого герцога, чтобы я осталась несчастной на всю жизнь?»

Кассандр не сдержал раздраженный возглас: «Зачем задавать бессмысленные вопросы? Ты выйдешь замуж задолго до того, как я надену корону. О твоей свадьбе договорятся без моего участия».