Вероника Иванова - Осколки (Трилогия)

Плоть свежевыпеченного хлеба легко сминается пальцами, но отпущенная на свободу, легко и упруго восстанавливает прежние пышные формы. Я так не умею. Вернее, умею, но удовольствия никому не доставляю: оставшись без присмотра, снова погрязаю в старых ошибках… Правда, при этом почему-то чувствую себя почти счастливым. И мое теперешнее счастье сложилось из ничтожных мелочей: вкусная еда, теплое место, спокойное сердце. Сделано почти все, что требовалось: кошка удовлетворена, поместье осмотрено, обещание касательно лука выполнено, посылка для кузена в целости и сохранности ждет часа вручения у меня на груди, а с занозами Бэра отправлюсь знакомиться попозже, когда отдохну и наберусь сил. Попросить, что ли, Литу принести еще хлеба? Кажется, смогу съесть целую буханку, особенно запивая вином… Да, пожалуй, надо наведаться на кухню, заодно посмотреть, не перекормили ли там мою питомицу.

Но пока я лениво планировал свои дальнейшие действия, мир вокруг меня успешно принимал собственные решения: через открытые ворота во двор въехал всадник.

Судя по отсутствию клочьев пены на лошадиной морде, особой спешки в прибытии не было. Да и взрослый мужчина, с уверенной небрежностью расположившийся в седле, не выглядел утомленным долгой дорогой. Впрочем, дольше необходимо оставаться в седле он тоже не собирался: спрыгнул, ласково похлопал ездовую животинку по сильной шее и, хрустя каменной крошкой, направился к крыльцу, на ступеньках которого, собственно, и сидел ваш покорный слуга, дожевывая завтрак.

– Мир этому дому, – начал незнакомец с традиционного приветствия.

– И вам войны поменьше, – отозвался я, уважительно отметив взглядом длину притороченного к седлу меча и увесистость кинжалов в набедренных ножнах пришельца.

Мужчина нахмурился, но тут же довольно добродушно усмехнулся, от чего его лицо стало казаться совсем круглым и удивительно безобидным:

– Острый глаз – хорошо, острый язык – еще лучше…

Эту поговорку воинов я уже и не соображу когда и где услышал впервые, однако запомнил твердо, можно сказать, заучил наизусть, и не видел причины не похвастаться усвоенными знаниями. К тому же, если предлагают переброситься словесными ударами, грех отмалчиваться:

– А острый клинок – всему голова!

Незнакомец прищурился, оглядывая меня с ног до головы и больше всего внимания уделяя моему лицу. Я, чтобы не остаться в долгу, ответил взаимностью, рассматривая тщательно отчищенную от пыли дорожную одежду (чистить замшу – сущее наказание, сам не раз был вынужден этим заниматься, потому старания пришлеца привести наряд в порядок можно было счесть и данью уважения к посещаемому дому), коротко стриженые волосы, цвет которых походил на подгнившую солому, плоский нос, свойственный уроженцам Севера, и глубокую бороздку старого шрама справа от ямочки подбородка. Меня результат осмотра вполне удовлетворил, мужчину, видимо, тоже, потому что он кашлянул и осведомился:

– Где я могу найти Мастера по имени Джерон?

Рано было успокаиваться, ох рано… Прикинем, кто может знать, что я нахожусь в Кер-Эллиде? Только обитающие в пределах поместья и направившие меня сюда, то бишь Рогар и Ксаррон. Кроме того, первый уже без спроса назначил меня Мастером, а второй, скорее всего, получив донесения от соглядатаев, знает, что я признал за собой это звание. Нехотя, конечно, но признал. Стало быть, незнакомец может быть послан только одним из тех, кому я имею основание немного доверять. Что ж, попробуем довериться и их посланнику.

Встаю, отряхивая штаны:

– А чего меня искать? Я туточки.

Без лишнего напоминания догадавшаяся, что нужно сделать, Мантия подняла в центре моей правой ладони серебряный бугорок, принявший очертания Знака, удостоверяющего запрошенное звание. Правда, на нем не написано, как меня зовут, поэтому следует уточнить:

– Касательно имени…

– Не нужно беспокоиться: мне сказали, что только у одного человека на свете могут быть такие одновременно бесстыжие и наивные зеленые глаза. И теперь я вижу, так оно и есть.

Я куснул губу:

– Кто именно сказал?

– Тот, кто отдавал поручение. Милорд Ректор.

Ну, Ксо, доиграешься! Отомщу самым страшным образом. К примеру, раструблю на весь свет о наших семейных отношениях, и пусть тебе будет стыдно!

– Дядюшка верен себе.

Незнакомец мигом уяснил главное:

– Дядюшка? Ректор Академии – ваш родственник?

– Ну да. И поверьте, за свою не слишком долгую жизнь я имел несчастье не раз жалеть о таком родстве.

Он хмыкнул, но предусмотрительно оставил мое замечание без собственных комментариев, вместо того вынимая из внутреннего кармана куртки футляр.

– Велено передать вам.

Письмо? Ознакомимся, не будем тянуть время.

О, бумага, прошитая шелковыми нитями? Какая роскошь. Впрочем, содержание послания заслуживало и больших излишеств, поскольку рамка из нарисованных от руки переплетений золотых дубовых ветвей окружала весьма ценные строки.

«Сей виграммой удостоверяется, что Мастер, носящий имя Джерон, вправе исполнять королевские законы в пределах поместья Кер-Эллид по своему усмотрению и отвечает за совершенные деяния только перед ректором Академии, коий по прибытии в означенное поместье принимает решение о наказании либо поощрении упомянутого Мастера лично, на что получено высочайшее дозволение Его Величества Октиана. Писано десятого дня месяца Первых Гроз, в год 460 от восшествия на престол Западного Шема первого государя из рода Тирусов».

Кузен вверяет мне безраздельную власть в отдельно взятом поместье? С какого перепуга? Решил наградить за верную службу? Скорее покарать. Ответственностью. И в чем же я провинился сейчас?

Из-под большого пальца моей правой руки выскользнуло темное пятнышко, добежало до первой изысканно начерченной цепочки знаков, втянулось внутрь. Едва мне успелось удивленно моргнуть, все строчки задрожали, крайние завитки сорвались с мест, закружились, меняя цвет с густо-синего на изумрудный, и выстроились по центру виграммы в искрящееся пожелание-приказ: «Береги себя». Постояли чуть больше вдоха и рассыпались по бумаге дорожной пылью, которую я поспешил сдуть. Затейник фрэллов… Впрочем, Ксо предполагал обнаружить чужой интерес к содержанию послания и угадал: печать на футляре была сломана.

Я свернул виграмму трубочкой, положил обратно и беззлобно спросил:

– Любопытничали?

Мужчина помедлил с ответом, видимо, затрудняясь с подбором подходящих для ответа слов. Что ж, поможем:

– Вам известно содержание этой бумаги?

– Да.

– Печать вскрыли вы?

Новая пауза, значительно напряженнее предыдущей. Могу понять: покушение на тайну послания самого ректора – вполне достаточный для сурового наказания проступок. Но посыльный все же нашел смелость признаться, что читал виграмму, значит, заминка вызвана не тревогой за собственную судьбу, а…