Вероника Иванова - Осколки (Трилогия)

— Я вовсе не над тобой смеялась.

— А над кем же? Здесь кроме меня есть еще хоть кто-то смешной?

— Есть.

— И кто?

— Я сама.

Упрямо качаю головой:

— А вот теперь ты врешь!

— И почему же? Разве ты сам над собой никогда не смеялся?

Над собой? Что-то не припоминается. Если и я и вызываю сам у себя улыбку, то скорее печальную, нежели по-настоящему радостную и беззаботную. Пожалуй, не смеялся.

— Никогда.

— Вот! — Жизнеутверждающе звучит сзади. — В этом твоя главная беда!

— Есть еще и не главные?

— Сколько угодно! Но это самая страшная.

— Может, объяснишь, чем?

— Да ты и сам знаешь, верно? Только не находишь времени, чтобы отложить дела, сесть и чуточку помолчать, не мешая телу и духу договариваться.

— Договариваться? О чем?

— Как им дальше жить со своим нерадивым хозяином!

Новый взрыв смеха, но теперь не столько обидного, сколько озадачивающего.

Всю жизнь мечтал попасть в место, которого нет, чтобы вести дурацкий разговор с малявкой, которой… А кстати, существует она в реальности или родилась в воспаленном воображении?

— Это, как тебе удобнее, — ответила девочка на невысказанный вопрос.

Читает мои мысли? Точно, разговариваю сам с собой!

— Если тебе нравится так думать, думай, — следует милостивое разрешение.

— Прекрати копаться в моей голове!

— Было бы в чем копаться… — хмыкает моя собеседница. — Как будто у тебя там целое поле! В лучшем случае, маленькая клумба.

— Послушай, если я сразу не отшлепал тебя по… — И какое определение подобрать? Задница? Сомневаюсь, что даже на ощупь отыщу названный предмет под рубахой. И взяться-то не за что… — В общем, если не отшлепал сразу, думаешь, не сделаю этого чуть позже?

— Не сделаешь, — довольно подтверждает малявка.

— Не будь так уверена!

— А я и не уверена. Я знаю. Хороший отец никогда не наказывает своих детей. А из тебя получится очень хороший отец.

Я оступился, и от падения носом в грязь меня удержала только уздечка, за которую судорожно схватились мои пальцы. Какой, к фрэллу, отец?!

Гневно поворачиваюсь, собираясь отчитать маленькую насмешницу, но встречаюсь взглядом с темными и теплыми, как южная ночь, глазами.

— Очень хороший, — повторяет девочка и улыбается. Такой странно беззащитной улыбкой, что все мое негодование бесследно улетучивается.

— Я… вряд ли смогу стать отцом.

— Не торопи время: оно способно на истинные чудеса, но все происходит в свой черед, а не по заказу.

— Да, но…

— Тебе еще рано думать о детях! — Важно заявляют мне. — Вот на пару годков старше станешь, тогда и…

Она вдруг осеклась, словно к чему-то прислушиваясь, потом кивнула и весело сообщила:

— Как раз сейчас один шаг по оси времени ты сделал. С днем рождения, Джерон!

«С днем рожд…» Фрэлл! В самом деле. Как я мог забыть? А, зачем спрашиваю: потому и забыл, что слишком давно не отмечал годовщину своего появления на свет. Неужели, именно сегодня? Значит, дома начинается траур…

— Не волнуйся, траура больше не будет.

— Ты-то откуда знаешь?

Девочка обиженно поджимает губу:

— Моя осведомленность в других вещах тебя не удивляет, а простейший вывод, который ты мог бы сделать сам, вызывает прямо-таки бурю эмоций! Вот уж кто состоит из странностей, так это ты!

Опять сглупил. Все верно: нет нужды в трауре, если никто не умер. То есть, умер, но вернулся. В другой форме и с другим содержанием, но все же вернулся. И привел с собой новую жизнь.

— Это правда? Будет праздник?

— Ну ты как ребенок… Какой же день рождения без новорожденного? Этот праздник — твой и только твой, а все остальные участвуют в нем, если ты им это позволяешь.

И она права. Мой праздник… Но не думал встречать его на Сонной Дороге.

— Почему там? Мы давно уже вернулись на тракт, и не дальше, чем в миле отсюда, есть трактир, в котором ты сможешь выпить за собственное здоровье, — невинным тоном изрекла девочка.

Вернулись?! Я огляделся по сторонам.

Никакого тумана: лес, ощетинившийся голыми ветками и темнеющий мокрыми стволами. И дорогу видно, несмотря на быстро приближающиеся сумерки. Самый обычный пейзаж, разве что… Ветки деревьев не такие уж голые: даже в сером свете заметны набухающие на них почки. Но когда мы выезжали из Виллерима, не было даже намека на появление листьев!

— Туда, куда вы попали, время не заглядывает, но это не значит, что оно обходит стороной и весь остальной мир! — Ехидно подмигивает девочка.

— Мы… опоздаем?

— Почему? Приедете как раз вовремя: дорога шла хоть и между мирами, но параллельно вашему пути. Ты все успеешь, Джерон. Все, что должен.

— Кто ты? — Наконец решаюсь задать вопрос, с которого следовало бы начать беседу.

— Ты же говорил, что знаешь меня? Или передумал? — Так могла бы улыбаться зрелая женщина, но и на бледном детском личике эта улыбка кажется удивительно уместной.

— Я говорил, что знаю ТЕБЯ, но не говорил, что знаю, КТО ТЫ!

— И верно… — тихий смешок. — Но ты мог бы и понять… Сначала спросил, люблю ли я шутить, а потом дурачком притворяешься. Некрасиво.

Шутить? Но в мыслях я поминал…

— Пресветлая Владычица?

Она поморщилась, словно не одобряла такого обращения к себе.

— А еще Всеблагая Мать. Так меня называют. И все время ошибаются… Я ничем не владею, и у меня нет детей, потому что…

— Потому что ты сама — дитя.

— Правильно! А что больше всего любят делать дети?

— Играть.

— Странно, что ты знаешь это, хотя сам никогда не был ребенком. Впрочем… Ты ведь уже играешь со мной, а значит, не отказываешься от детства. Подойди поближе!

Я исполнил ее просьбу, и когда оказался совсем рядом с лошадиным крупом, девочка нагнулась и мимолетно прикоснулась губами к моему лбу.

— С днем рождения, Джерон!

А в следующий миг она соскользнула вниз, по другую сторону лошади, но босые ноги так и не коснулись земли. Словно и не было никакой девочки и странного разговора. Я бы подумал, что мне все приснилось, если бы не глиняные разводы, оставшиеся на желто-серой шкуре в тех местах, где Пресветлая Владычица возила по ней испачканными ступнями…

— У тебя и в самом деле сегодня день рождения?

Поскольку, заканчивая фразу, Хок впился зубами в куриную голень, последние слова прозвучали совершенно невнятно. Впрочем, смысл вопроса был полностью ясен и мне, и Мэтту, который смерил рыжика взглядом, полным сожаления, и заметил:

— Ты спрашиваешь об этом уже в одиннадцатый раз.

— Правда? — Потрясенный Хок на мгновение оторвался от поглощения жареного мяса. — Ты что, считал?

— Конечно, нет, — вздохнул я. — Он тебя дразнит.

— А-а-а-а! — Успокоенно кивнула рыжая голова.

Теперь маг посмотрел на меня. С легкой досадой в темных глазах.