Вероника Иванова - Осколки (Трилогия)

Во-вторых, стражники, несмотря на жару, потеющие под тяжестью кирас, шлемов, стеганых курток и штанов. Слишком много. Стражников, имею в виду. Для мирного порта да в мирное время — непозволительно много. Хотя, враждебности они не выказали, молчаливо проводив до дверей, стоящий в проеме которых человечек, даже на взгляд кажущийся мокрым и скользким, ласково и донельзя презрительно осведомился, что привело меня к господину мэнсьеру. В ответ я молча раскрыл правую ладонь, усилиями серебряного зверька и Мантии, снабженную Знаком Мастера.

Человечек переменился в лице, добавил в свой голос еще больше меда, невольно заставив задуматься, как эта вязкая патока вообще способна покидать губы, и, торопливо кланяясь, уковылял вглубь дома. А минуту спустя я был препровожден прямиком в кабинет правителя Вэлэссы.

Составлять впечатление о хозяине дома по внешнему виду стен несколько необдуманно, хотя, как правило, редко приводит к выводам, в корне ошибочным. Но, честно говоря, при виде мэнсьера мне стало немножко стыдно, что успел записать незнакомого человека в злодеи.

Сухонький, подвижный, несомненно, пожилой, но очень бодро выглядящий и при этом совершенно не молодящийся, как многие его сверстники. Одет по всем правилам этикета, и даже не расстегнул ворот рубашки, словно готовился к встрече по меньшей мере со своим сюзереном. Седые редкие волосы аккуратно зачесаны назад, увлажнены и приглажены, прозрачные глаза смотрят внимательно и… Нет, не более того: каких-либо чувств в обращенном на меня взгляде я не нашел, и вот это мне не понравилось. Единственный изъян в благообразном старике. Всегда должно быть что-то: симпатия, неприязнь или просто усталое равнодушие, но не их полное отсутствие, говорящее о внутреннем напряжении собеседника.

— Чем могу быть полезен Мастеру? — Склонив голову набок и наметив этим движением вежливый поклон, спросил мэнсьер.

Еще один крохотный повод насторожиться: ни капельки иронии по поводу моего возраста. С чего бы это? Прожитые годы взращивают в человеке досадливую (или же, в лучшем случае, добродушную) снисходительность по отношению ко всем, кто младше. Старичок, не выказывающий в моем отношении ровным счетом никаких эмоций, не может быть лишен упомянутого недостатка. Снисходительны все, без исключения, и старые ворчуны, и мудрецы, но последние сознают собственное несовершенство и старательно его скрывают. Этот же человек ничего не прячет, либо… Он еще не вступил в Игру и только на глаз прикидывает, сколь сильными фигурами располагает противник. Если так, не стоит медлить: сделаю первый ход, а там поглядим.

— Вы управляете небольшим, но весьма уютным и красивым городом, почтенный: Вэлэсса — настоящая жемчужина, хоть и не может похвастать величиной.

— Вы правы, — следует осторожное согласие со стороны мэнсьера.

— В этом городе живет много разных людей… Вы, как управитель, наверняка заинтересованы в их благополучии?

— Разумеется, Мастер.

— О благополучии не только имущества, но и здоровья, не так ли?

— Без сомнения, потому что не будет сильных и здоровых рук, не будет и налогов! — Оживившись, подхватил старичок.

Так, пока идем нога в ногу. Замечательно.

— Полагаю, горожане аккуратны в платежах своему господину?

— Не все, Мастер, не все, — притворный вздох. — Но нерадивые плательщики несут заслуженное наказание.

— А те, кто платит охотно и щедро? Возможно, они получают за свою преданность определенные поощрения?

— К чему вы клоните?

— Например, пай на продажу воды. Чем не выгодно? Особенно в такую жару. Нарасхват ледяная водичка, верно?

— Торговцы не жалуются, — подтвердил мэнсьер, и напряжения в его голосе и взгляде прибавилось настолько, что оно уже не могло спрятаться за безразличием.

Значит, ты замочил лапки, старик. Следовало ожидать. Можно предположить заговор, но следует рассмотреть и более простое объяснение: примитивную жажду наживы. Отравлена вода или нет, дело десятое, когда прямо под носом кругами вышагивает возможность сделать деньги из ничего. И ведь как умно придумано: сам можешь хоть залиться, хоть утопиться, а продавать — ни-ни! Только доверенные и проверенные лица допущены к золотой жиле. Права горожан ни в чем не ущемлены, а приезжие купцы и прочий люд вынуждены тратить кругленькие суммы только на утоление жажды, увеличивая поступления в казну. Рачительный хозяин у Вэлэссы, ничего не скажешь. И упрекнуть-то не за что.

— Скажите, почтенный, этот источник за городом… Из него всегда брали воду?

Старик помедлил с ответом, но все же решил не лгать лишний раз:

— Нет, не всегда. Хватало колодцев в городе.

— Но сейчас жители Вэлэссы пьют только ту воду? Воду из источника, который раньше обходили стороной? Воду, которая может быть не слишком полезна для тела?

— Каждый волен жить, как ему заблагорассудится, — заявил мэнсьер, сдерживая раздражение.

— И умереть тоже? — Продолжил я логически неоконченную фразу.

— Мне непонятна цель нашей беседы, Мастер.

— Разумеется. Потому что я пришел беседовать не с вами.

— А с кем же?

— Насколько мне известно, сейчас в городе находится молодой герцог Магайон, который и является настоящим владетелем Вэлэссы.

— Его светлость не принимает посетителей, — процедил сквозь хорошо сохранившиеся зубы старик.

— По причине?

— Ему нездоровится.

— Какое совпадение… Я как раз хотел поговорить о болезнях и местах, откуда они приходят. И насколько серьезно недомогание господина герцога?

— Всего лишь небольшая простуда.

— Небольшая? Тогда она вряд ли помешает нам перекинуться парой слов. Вы проводите меня к своему хозяину?

Мэнсьер едва заметно скривился.

Ах вот как, тебе все же не по нутру исполнять приказы молодого выскочки? Отрадно видеть тень истинных чувств. Можно было, конечно, поиграть и выудить из тебя чуть больше, чем ты уже успел выдать, но мне необходимо видеть Льюса. Простуда? Сомневаюсь. Уж не из-за сладости ли холодной воды заболел герцог? В этом-то старикашке нет и следа дремоты — ни снаружи, ни внутри. Либо он предпочитает вино, как моряки, либо… Знает об опасности, таящейся в источнике.

— Проводите?

— Следуйте за мной… Мастер.

Последнее слово он выдавил изо рта таким немыслимым усилием, что оно напомнило рычание зверя. Предупреждение? Угроза? Не трать напрасно силы, дедуля: ты мне не соперник.

Всю дорогу до покоев, занятых герцогом, мэнсьер молчал, но так выпрямлял и без того не слишком согнутую годами спину, что и слепому было бы ясно: мне и моему недостойному поведению выражается гордое презрение. То есть, мои слова обидели славного старика, денно и нощно занятого заботой о благе вверенного ему города. Настоящее детство в исполнении убеленного сединами переростка.