Вероника Иванова - Отражения (Трилогия)

— Но не каждый, кто с рождения назван храбрецом, по-настоящему смел, — сияющие глаза воткнулись в моё лицо, как клинки.

— В моём случае ничего не изменится, — возвращаю ей колючий взгляд.

— Возможно, — она расслабилась, шагнула к дверям и уже на пороге бросила, не оборачиваясь: — А ты уверен, что твоё Имя можно прочитать только одним-единственным способом?

Я остался стоять на месте, тупо глядя в стенку. Прошло почти три минуты, прежде чем досада нашла выход на волю в череде грубых ругательств. С ума сойти, как же мне везёт на женщин! Одна другой краше и умнее! Если бы ещё научиться выигрывать хотя бы одну партию из десяти...

Втайне ваш покорный слуга надеялся, что на кухне проведёт время за чисткой рыбы, но — в полном одиночестве. Не получилось: едва я успел сбрызнуть водой чешуйчатые бока лосося и взялся за нож, в дверях возникла Мин. Бесстрастная донельзя. Я сделал вид, что не заметил её появления, она сделала вид, что ей всё равно. Впрочем, ей, похоже, и впрямь было наплевать на мои чувства и мысли: девица прошлась по кухне, понюхала свисающие с потолка связки трав, щёлкнула пальцами по кастрюле (с некоторым интересом прослушав раздавшийся заунывный звон), потрогала лезвия валяющихся на столе ножей, плюхнулась на лавку и авторитетно заявила:

— Скучно тут у вас!

— Мы не жалуемся, — возразил я, проводя ножом по серебристой спине рыбины.

Фрррр! Чешуя полетела во все стороны. Как обычно. Не стоило и пытаться действовать аккуратнее — только вывозил себя и мебель. Печально оценив нанесённый ущерб, я решил удвоить скорость и усилия. Странно, но чистка пошла веселее, а серебряные блёстки норовили теперь упасть совсем рядом с полем боя...

Мин смотрела, как я играюсь с ножом. Внимательно смотрела. Я бы даже сказал, что она пыталась увидеть то, чего нет. По крайней мере, ровно мерцающий взгляд девицы следовал за моей рукой с настойчивостью, которой позавидовала бы иная гончая. Признаться, повышенный интерес к моей скромной персоне всегда вгонял меня в ступор и заставлял смущаться, краснеть, спотыкаться и делать массу глупостей, но на сей раз я был слишком зол, чтобы обращать внимание на бесцеремонную наблюдательницу. Тем более, что под руку она ни с советами, ни с замечаниями не лезла...

Шлёп! Лосось с моей помощью перевернулся на другой бок, и работа пошла дальше. Минута, другая — и рыба окончательно избавилась от своей кольчуги. А заодно — и от внутренностей. Я плеснул в тазик воды и погрузил туда свежевычищенную тушку. Получится замечательный ужин! Правда, вместо двух едоков за столом будут четыре, но, думаю, на всех хватит. Так, сколько времени займёт готовка? Пожалуй, не меньше часа — уж больно толстая рыбина. Можно будет малость побездельничать.

Я почувствовал, что немного устал, когда стряхнул с пальцев комья налипшей чешуи, вымыл руки и ополоснул нож. Несколько минут медитативного бдения над источающей свежий аромат рыбой привели меня в умиротворённое состояние, вновь отодвинув завесу обиды, через которую мне так нравится смотреть на окружающий мир. Наверное, именно поэтому я и обратил внимание на презрительное «С-с-с-с!...», раздавшееся со стороны Мин, когда нож опустился в воду. Я ещё хотел спросить, не имеет ли она что-то против мытья посуды, но чудное видение, представшее перед нашими очами, заставило отложить любые вопросы «на потом».

Гизариус (а этим видением был именно гостеприимный доктор) сиял. Нет, даже не так: он светился изнутри, как будто в его венах вместо крови тёк солнечный свет. Никогда не видел, чтобы человек выглядел настолько довольным. Интересно, почему? Может быть... А, чего гадать — спрошу:

— Вам было явлено чудо, дядя Гиззи?

— А? — он перевёл взгляд на меня, но вряд ли увидел лицо вашего покорного слуги: тёмные глаза источали неземное блаженство.

— Вы сами на себя не похожи. Что-то произошло?

— Да, произошло! — нет, он то ли пьян, то ли злоупотребил собственными травками.

— И что же? Поведайте нам, недостойным, сделайте милость!

Доктор, наконец-то, высунул голову из панциря наслаждения:

— Неужели сам не понимаешь? Ты же... У меня дома... Настоящая эльфийка!

— А бывают ненастоящие? — невинно спросил я. Гизариус оставил мою иронию без внимания.

— Эльфийка... да ещё и...

— Беременная. Знаю. И поэтому Вы ведёте себя, как кот, нализавшийся сметаны?

— Какой ты грубый! — отметил доктор. Привычно, но без всегдашнего укора. Да, видно, мои жалкие потуги привлечь внимание меркнут перед той, что совсем недавно не надеялась на спасение... Обидно, фрэлл подери!

— Всё равно не понимаю Ваших восторгов.

— Да ты представить себе не можешь!... Я же... я смог... осмотреть... — Гизариусу явно не хватало слов.

— Могу поспорить, Вы воспользовались этой возможностью по полной! Ну и как она? В плане осмотра? — я провёл ладонью по воздуху, рисуя предполагаемые округлости.

Доктор покачал головой, глядя на меня, как на безнадёжного больного:

— Куда тебе понять... Ты и эльфов-то, наверное, никогда не видел...

Я хмыкнул, но промолчал. Видел, дядя Гиззи. Поверь, насмотрелся вдоволь. И эльфов, и эльфок. Вместе. Отдельно. Может быть, их было и не так уж много, но я прекрасно помню, как долго — несколько лет — вообще не мог видеть никого из листоухих. Потом успокоился. Смирился. Даже смог признаться самому себе, насколько они прекрасны...

— Не видел, говорите? Так могу прямо сейчас пойти и посмотреть! — весело заявил я.

Взгляд доктора остановился, немного потоптался на одном месте, потом существенно прояснился:

— Совсем забыл! Она просила тебя позвать!

— Просила позвать? — я слегка опешил. Зачем это я понадобился эльфке? Решила выяснить, узнана она или нет? И если узнана — прикончить меня на месте?

— Не заставляй её ждать! — Гизариус махнул рукой. — Она в соседней комнате... Моется.

— Что?! — я должен присутствовать при омовении? Ни в какие ворота не лезет...

— Иди, иди, — подтолкнул меня доктор.

— И не подумаю! — упираюсь.

— Это ещё почему? — удивился Гизариус.

— С какой стати я... мужчина должен смотреть, как женщина моется?

— Ну... — похоже, дядю Гиззи вид голого женского тела никогда не смущал. Как, впрочем, и не вызывал вожделения. — Поможешь ей... Спинку потрёшь.

— Спинку?! — поперхнулся я. — Ну Вы и придумали... Пусть лучше она пойдёт!

— Кто? — не понял доктор.

— Мин!

— Мин?

— Девушка, которой вы ссудили мою рубашку! — вскипел я.

— Ах, Мин... — рассеянно повторил доктор. — Она не пойдёт.

— Почему?

— Потому что не хочет.

Вы пробовали объясняться с глухой стеной? Я, занимаясь упомянутым неблагодарным делом на протяжении последних минут, уже готов был на эту самую стену влезть.

— Почему ты не хочешь? — пробую обратиться к той, что не подверглась одурманивающему влиянию эльфьих прелестей.