Вероника Иванова - Отражения (Трилогия)

— Ещё один довод в пользу ношения головного убора, ты так не считаешь? — победная точка в разговоре, как водится, принадлежит не мне.

Путь в «Старую подкову» лежал по набережной Большого Канала, именуемого горожанами не иначе, как «Большая Канава», что по большому счёту было верно: некогда прорытое в земле углубление, призванное снабжать питьевой водой кварталы города, расположенные далеко от берегов Сейнари, особой чистотой не отличалось, постепенно становясь вместилищем стоков того, что уже побывало в употреблении. Впрочем, поскольку к домам вода подходила через трубы, снабжённые хитроумными угольными и кремниевыми ловушками, Большой Канал по-прежнему выполнял свою основную функцию, существенно снижая нагрузку на Малый Канал, вырытый гораздо позднее.

Памятуя о моей способности теряться даже на открытой и не загромождённой предметами местности, Ксаррон собственноручно нарисовал маршрут движения, для пущей наглядности — с временными отсечками и расстоянием, исчисляющимся в моих шагах. Я робко возразил, что с картой в руке посреди города буду выглядеть уж совсем непристойно, на что кузен совершенно справедливо посоветовал выучить последовательность поворотов наизусть. Если, конечно, мозги позволят... Мозги позволили, но рисунок всё равно отправился в дорогу вместе со мной: придерживаться полученных инструкций — проще простого, но не в те моменты, когда думать приходится о совсем иных материях.

Нехорошо получилось с Мастером. Я, действительно, его напугал. Это кузен давно привык к моим глупостям и знает: если вожжа попала под хвост, то... Постойте-ка! А почему «давно»? Мы не виделись те же восемь лет, а такое впечатление, что Ксаррон всё прошедшее время находился неподалёку. Странное ощущение. А что, если... Нет, не мог же он... Впрочем, слежка не составила бы для него труда, более того, «милорд Ректор» привлекал бы для неё своих непосредственных подчинённых. И ту приснопамятную встречу в трактире вполне мог сочинить и поставить мой горячо любимый кузен... Не хочется об этом думать. Не сейчас. Если я хотя бы мысленно допущу возможность столь грубого вмешательства в свою жизнь... совсем перестану ВЕРИТЬ.

Надо будет извиниться перед Рогаром. Вот только — какими словами? Что я скажу? Попробовать отшутиться в очередной раз? Заманчиво, но... Придётся быть серьёзным и искренним.

А Ксо, всё-таки, сволочь! Хочет погрести меня под тяжестью тома о смешении линий крови! Видел я этот фолиант неподъёмный. И нечитабельный, что самое обидное. То есть, учёным людям его листать интересно и полезно, а мне для начала надо будет составить маленький такой словарик — листов на десять — с переводом употребляющихся терминов на понятный язык. Нет, не буду изучать эту пакость, и не надейся! Зачем нужны знания, которые нельзя применить на практике? Думаете, «Слияние Основ» посвящено описанию результатов кровосмешения? Отчасти, да, но в целом это — руководство к действию, а не обзорный материал! Правда, если Ксаррон договорится с Созидающими, и я получу хорошего демонстратора, будут и лабораторные опыты. Бр-р-р-р-р! Об этом тоже лучше не думать. Пока не наступит. Не наступит, не опрокинет и не начнёт топтаться сверху. Копытами...

Силуэт на узком мостике показался мне знакомым. Знакомым настолько, что я замедлил шаг и постарался вспомнить, где мог видеть тонкую фигурку, бледное личико и светлые волосы, пряди которых выбились из-под капюшона. Или моя голова окончательно перестала соображать, или... Роллена? Какого фрэлла? В этой части города, одна, прячущая свою красоту под неприметным плащом... И такой странный взгляд, обращённый к воде...

Я остановился рядом с девушкой, опёрся о перила и некоторое время посвятил разглядыванию ледяного крошева, медленно уплывающего под мост. Не самое захватывающее зрелище на свете, чтобы юная дама предпочла его дворцовому веселью, а это значит: связь вещей нарушилась, и может произойти нечто неправильное и, хуже всего, непоправимое. Полюбопытствуем? В последний раз?

— Старики говорят: нельзя долго смотреть на бегущую воду, потому что она может поймать отражение и по капелькам унести его прочь. Вместе с душой.

— Ты в это веришь? — безразличный вопрос.

— Стараюсь. Думаю, сие утверждение не лишено смысла.

— Отражение — моя душа? — горько усмехнулась девушка. — Это слишком прекрасно, чтобы быть правдой... Взгляни сам и сравни.

Она повернулась ко мне, позволяя рассмотреть печальное лицо во всех подробностях, чему я и уделил некоторое время. Потом перевёл взгляд на воду.

— Не нахожу противоречия, — уверенно заявляю, закончив предложенное расследование.

— Так уж и никакого? — тень кокетства в потускневших глазах.

— Могу доказать своё мнение. Если, конечно, ты никуда не торопишься.

— Представь себе, не тороплюсь. УЖЕ не тороплюсь.

— Итак, что мы видим? — начинаю очередное представление. Для одного-единственного зрителя, но зато какого! — Щёки — бледные. Глаза — припухшие. Губы — потрескавшиеся. Разум — обременён тягостными раздумьями.

— С чего ты решил... о раздумьях?

— А рябь, пробегающая по поверхности воды и заставляющая линии дрожать и ломаться? — подмигиваю. — Они самые и есть. Раздумья.

— Ловко, — оценила Роллена, снова устремляя взгляд вниз. — А твои старики говорят что-нибудь насчёт памяти? Её река унести не может?

— Память? Не знаю. Впрочем, вряд ли Хозяин Реки польстится на такое лакомство: душа — куда аппетитнее!

— Почему? — жизни в голосе не прибавилось, зато появился вялый интерес.

— Желаешь доказательств и на сей счёт? — говорю так вкрадчиво, как только могу, и губы девушки вздрагивают в попытке улыбнуться:

— Желаю.

— Воля дамы — закон для кавалера!

— Набиваешься мне в кавалеры? — ещё больше похожее на усмешку выражение лица.

— А если и так? Или не гожусь?

— Скорее, не гожусь я, — совсем тихо произносит Роллена и тут же, словно борясь с собой, требует, громко и внятно: — И где же доказательства?

— Изволь выслушать, если не боишься!

— А чего мне бояться?

— Не чего, а кого, — мягко поправляю.

— И кого же?

— Себя, конечно. Бояться нужно прежде всего себя, а уж потом всех остальных.

— Странное утверждение.

— А ты попробуй ему следовать, и увидишь, насколько оно верно.

— Пожалуй, не буду пробовать: некоторые вещи мне не нужно доказывать, — ещё один тихий вздох.

— Итак, возвращаемся к памяти и душе. Точнее, к тому, по какой причине вторая из дам привлекательнее первой. Всё очень просто, красавица: душа имеет свойство изменяться под действием обстоятельств или в умелых руках. За один день она может стать совсем другой, чем пробыла десятки лет до того. И, что самое главное, к прошлому возвращения не будет, потому что каждый раз душа рождается заново, чистой страницей книги. А вот память... Память хранит и дурное, и хорошее, но дурного, как правило, всегда больше, потому со временем эта леди надевает чёрное покрывало.