Вероника Иванова - Отражения (Трилогия)

В каждой точке? Но это значит...

«Просто — воспоминание...»

Воспоминание? Я не могу помнить то, чего со мной не происходило!

«Можешь... Память — самое причудливое из свойств Мироздания, особенно если принадлежит всему миру, а не одной из его брызг...»

Брызг? Так ты именуешь Созданий?

«Именно так... Брызги, осколки, искры, вздохи... Как будет угодно... И каждое из этих имён истинно...»

Мне нет дела до твоих философских измышлений! Я жду ответа.

«Да-а-а-а?... Но разве ты задал вопрос?...» — ехидное удивление.

Задал. И ты снова убежала от необходимости отвечать. Самым наглым образом. Хорошо, спрошу о другом. Он... умер?

«Умер... На следующее утро после того, как Мин обрела вечную жизнь... И... всё произошло предписанным образом...»

Но почему?

«Почему — что?...» — лёгкая досада в голосе.

Почему он так быстро согласился?

«Видишь ли.... Иногда смерть становится самым желанным Выходом из Лабиринта... Ему повезло: он хотел умереть, и его воля была исполнена...»

Повезло?! Принять смерть от руки... Тьфу, от клинка, ради которого всё и затевалось? Да, везение просто невероятное!

«Между тем, мой милый, ему действительно повезло, поскольку изначальный приговор был совсем иным...»

Приговор? За какие же преступления?

«Это не важно...» — отмахивается Мантия, но я уверен в обратном. Важно. И важно именно для меня, а не для кого бы то ни было. Только не расскажет, поганка. А строить догадки не хочу. Потому что от обрывочных сведений и призраков логических построений веет холодом. Тем холодом, от которого стынут не пальцы, а маленький комочек где-то в груди, называемый душой. Стынет и плачет, жалобно скребя лапками по рёбрам.

Скажи мне, драгоценная... В словах эльфа была правда?

«Каких словах?...» — деловитое уточнение.

О неразделённой любви и всяком таком. Была?

«Ты сам мог бы понять... Что ж, если приятнее получать удары извне, скажу: мальчик обрисовал только внешнюю канву событий... Красивую историю, ставшую легендой... А на деле всё было гораздо проще... И гораздо печальнее...»

Расскажи!

«Ну что с тобой поделать?...» — усталый вздох. — «Они должны были выполнить приказ — и выполнили... Отдав свои жизни, а ведь большего никто не в состоянии отдать... Девочка была не Единственной, но именно ей довелось стать Последней... Последней каплей надежды, покинувшей Его сердце... Он умирал вместе с ними — с каждым из них... Умирал и вынужден был снова открывать глаза... Но всё-таки Его сил хватило на то, чтобы не дать улететь Её душе... А может, Она сама страстно желала остаться, и Его участия в случившемся чуде не так уж много... Неважно...»

А что насчёт любви?

«Любовь...» — горький смешок. — «Её не было...»

Совсем?

Почему-то мне становится обидно.

«В том смысле, который близок и понятен большинству из живущих?... Нет...»

Но тогда...

«Любовь бывает разной, мой милый... Девочка не была влюблена... Ни минуты из тех, что провела рядом с Ним... Сначала Она исполняла Долг, не испытывая чувств и не терзаясь сомнениями... Она презирала Его... Возможно, ненавидела...»

За что?

«За то, что Он всегда прятался за чужими спинами... Но любое Её чувство вряд ли было сильнее, чем Его ненависть к самому себе... Понимаешь, о чём я говорю?...»

Кажется, да. Он не имел права НЕ ДОЙТИ туда, где решалась судьба мира. Даже если дорогу мостили трупы друзей.

«Умница... Видишь, как всё просто?... Так вот, девочка презирала Его за трусость и нерешительность... Презирала за то, чего вовсе и не было... Можешь себе представить, как это страшно: быть обвинённым и осуждённым без надежды на оправдание?...»

Могу. Это не просто страшно, это... убийственно.

«Вот-вот... И только в последние минуты жизни Она поняла, насколько была несправедлива... Нет: насколько была СЛЕПА... И захотела вымолить прощение за свою ошибку, но сил хватило лишь на один взгляд... Взгляд, которым девочка и убила Его...»

Убила?

«Да... Он уже был мёртв — задолго до того, как новорожденное лезвие вспороло грудь... Он умер, увидев в серых глазах жалость...»

Жалость.

Я понимаю, ПОЧЕМУ. Легче бороться с ненавистью, насмешками, злорадством, унижением... Но когда тебя начинают ЖАЛЕТЬ... Хочется удавиться. Жалость — самая смертоносная вещь для того, кто хорошо знаком с чувством вины, потому что первая действует на второе подобно маслу, вылитому в очаг: пламя взвивается злыми птицами, обугливая всё, что встретится на пути. А первым под смертоносные поцелуи огня обычно попадает сердце.

Если Он был таким же, как я... Ему было очень больно.

«Не таким же...» — ворчливое одёргивание.

То есть?

«Он стоял совсем на другой Ступени... Нет: Он поднимался по другой Лестнице...»

Объяснись!

«Придётся чрезмерно углубиться в теорию и историю... Пока поверь на слово: вы — разные... Девочка сказала тебе то же самое, помнишь?...»

Она сказала, я не похож на того Джерона, и только.

«Этого достаточно... В самом деле, не похож... Ни внешне, ни...»

То, что Он сделал... Он выпустил Пустоту, да?

«И что с того?... Не ищи подобия там, где оно и не ночевало!...»

Не ночевало? Если Он умел Разрушать, значит, по сути мы — одно и то же!

«Очередной идиотский вывод!... Когда ты научишься принимать верные решения?... Опять громоздишь ошибки одну на другую... Всё, не желаю больше обсуждать эту тему!...»

Мантия зло хлопнула Крыльями и замолчала.

Не желает обсуждать... Стерва. Почему каждый факт приходится тянуть из неё клещами? Почему сразу не рассказать всё и обо всём?

Потому, что гора противоречивых откровений меня попросту раздавит. Даже того бугорка, что имеется сейчас, уже хватает для головной боли.

Мин, острокосая ты моя, что мне теперь делать? Как поступить? Почему прозревать всегда невыносимо? Почему действовать правильно и логично — всегда болезненно? Причём для всех участников представления.

Уже в самый первый раз прикасаясь к твоим губам, я знал: будущего у нас нет. Не может быть. Наверное, следовало бы сразу отказаться от глупой и беспочвенной надежды обрести крупицу счастья... Следовало. Но эгоизм сильнее разума, и я до последнего цеплялся за невыполнимую мечту. Цеплялся, причиняя боль и себе, и Мин. Фрэлл, а ведь девочке было больно в самом прямом смысле! Когда мои прикосновения сминали зыбкую плоть чар, из которых состояла Нэмин’на-ари, ощущения должны были быть... Омерзительными. Словно гниёшь заживо. Но она терпела. Она не позволяла себе даже на миг замешкаться и усомниться. Тогда я посчитал, что её действиями руководила любовь, но теперь... Теперь подозреваю, что видел лишь жалость. Жалость и груз не искупленного проступка. Если слова Мантии правдивы хотя бы на четверть, Мин должна испытывать просто бескрайнее чувство вины. Перед тем, кто отдал свою жизнь, чтобы...