Вероника Иванова - Отражения (Трилогия)

— Почему я должен об этом думать?

— А как же! Вмешались, так будьте любезны проследить за развитием событий. Касательно же мальчика...

Я невольно скрипнул зубами, и Тилирит с видимым трудом удержалась от злорадного хихиканья.

— Не хотите ему отомстить?

— С целью?

— Разве у мести бывает цель? — невинно распахнулись зелёные глаза. — Месть — это изысканное кушанье, потребляемое для собственного удовольствия.

— На завтрак или на обед?

— Обычно вместо десерта, — совершенно серьёзно поправила тётушка. — Хотя некоторые предпочитают поглощать её перед едой. Для аппетита.

— Я никому не собираюсь мстить.

— Зря. Это интересно и приятно. Но на «нет», как говорится... Тогда примите к сведению: за судьбу Рикаарда Вы также ответственны.

— С какой радости?

— До встречи с Вами шансы мальчика выбрать одну из двух дорог были примерно равны. А сейчас развилка практически пройдена.

— Но как я мог...

— Вы вынудили его сделать шаг в сторону. Заставили испытать злость и унижение. Подтолкнули к обрыву.

— Он сам...

— Он всего лишь ребёнок, которому не повезло с учителями, — строго сдвинула брови Тилирит. — Вы воюете с детьми?

— Нет, но...

— А с женщинами? — ещё один небрежный вопрос.

— Что?

— Как нам поступить с Нэмин’на-ари?

Грудь неприятно кольнуло.

— С ней нужно как-то поступать?

— Увы. Но поскольку решить проблему можно, только будучи частью этой самой проблемы, на Ваши удручающе хрупкие плечи ложится ещё один груз.

— Последний? — робко всхлипывает надежда в моём голосе.

— Вам виднее. Есть ещё несколько людей... да и нелюдей, с которыми Вам надлежит хотя бы объясниться. И только тогда...

— Я смогу Уйти?

— Если Вам позволят.

— Кто?

— Мир.

— Мир?

Тётушка довольно улыбается:

— С давних времён существа, населяющие подлунный мир, пребывают в наивной уверенности, что месту их обитания непременно нужен некто всемогущий и всеведущий. Защитник. Хранитель. Герой, наконец. Но на самом деле, потребно совсем иное. Миру нужен друг.

Открываю рот, чтобы возразить или съехидничать, но в последний момент одёргиваю себя. Возможно ли, что Тилирит прочла мои мысли? Нет, тысячу раз, нет! Но, фрэлл подери, откуда она знает то, что сам я понял с великим трудом, только побывав на Пороге?

— А ещё миру нужен товарищ по играм: мир ведь, в сущности, вечный ребёнок, нуждающийся в присмотре. Но исправление ошибок, как это ни печально, должно происходить внутри, а не снаружи.

— Что Вы хотите этим сказать?

— Мы не можем вмешиваться в Гобелен. Нам дозволено только следить за натяжением Нитей и заниматься штопкой лишь, когда прореха достигла смертоносных размеров. А вот Вы... Вы, юноша, одарены возможностью становиться частью Гобелена. По своему желанию, или чаще, без оного. Вы можете пропускать Нити сквозь себя, исцеляя раны мира. Раны, которые он наносит себе сам. Это почётная обязанность и великая ответственность. Но лично я Вам не завидую. Проще и приятнее наблюдать за грязной работой со стороны.

Исцелять? Пока я только раню его всё сильнее и сильнее. «Становиться частью...» Отрицая себя, конечно же. Согласен, работёнка не из завидных. И не из прибыльных, иначе Тилирит боролась бы за барыш в этом деле...

Фрэлл! Так вот почему мир был согласен умереть! Он просто принял МОЮ ИГРУ. Не критикуя правила и не прося снисхождения. Он готов был следовать за мной. За Порог... И я чуть было не бросил доверившегося мне ребёнка в пасть Пустоты. Простит ли он меня? Я бы не простил.

Постойте-ка! Если мне под силу исправлять свои ошибки описанным тётушкой образом, не значит ли это, что я вынужден буду копаться в чужих оплошностях? Ой-ой-ой. Да на это и целой жизни не хватит!

— Получается, я не смогу...

Тилирит победно щурится:

— Принадлежать самому себе? Ни минуты. Ни вдоха. Потому что Вас нет. Есть лишь сплетение Нитей, готовое принять нужный узор, а потом снова вернуться в изначальный хаос.

— Но почему — я? — почти кричу.

— Мы хотели принести миру благо, но едва не ввергли его в ужас Разрушения. И те, кто стоит НАД миром, решили внести свою лепту в нашу ошибку. Создав таких, как вы.

— Но раньше... Были же другие! Почему же они не занялись...

— Делом? Потому что только тот, кто откажется от Забвения, примет Память и подарит Надежду, может стать другом целому миру.

Тёмно-рыжий локон выбился из причёски, и тётушка небрежным движением заправила его обратно. На целых два вдоха. А потом он вновь вырвался на свободу. Тилирит вздохнула, покачала головой, но решила не предпринимать новых попыток вернуть беглеца в плен заколок.

— И что теперь?

— Об этом нужно спросить Вас. Что касается меня, я собираюсь позавтракать. И Вам советую последовать моему примеру.

Завтрак? Хорошая мысль. А в случае чего можно и отлынивать от работы. Например...

— И поверьте, юноша: сказаться больным Вам не удастся.

С минуту я смотрел в зелень тётушкиных глаз, а потом не выдержал и выпалил-таки то, что думал:

— Стерва.

Она усмехнулась, отвела взгляд, довольно смежая веки. Подошла к двери, постояла на пороге, потом чуть повернула голову и промурлыкала через плечо:

— Я всего лишь сестра твоей матери. Настоящей стервой была и остаётся она. И ты знаешь это лучше всех на свете.

Тилирит направилась на кухню, откуда уже раздавался весёлый перезвон столовых приборов, а мне вдруг вспомнилась последняя фраза из отцовского дневника.

«Она Ушла».

Да, Ушла. Но история на этом не закончилась, а значит, запись должна быть продолжена. И я даже знаю, какими словами.

«Она Ушла. Чтобы Вернуться и Вернуть.»

Но что вернулось помимо надежды? Своевольное орудие уничтожения? А кто сказал, что это — благо для всех?

Выхожу в коридор, раздумывая: присоединиться к завтракающим или дождаться, пока кухня опустеет.

Дзынь! Шлёп! Крак!

Что-то упало? Но я ещё не приблизился на расстояние, достаточное, чтобы заняться любимым делом. Стало быть, кто-то другой успешно замещает меня на посту домашнего «разрушителя».

— Драгоценный кузен! Если бы я знала, насколько ты неуклюж, навек закрыла бы тебе доступ в Дом!

Это Магрит. Действительно, разозлённая. Что же такого ухитрился натворить Ксо?

— Драгоценная...

— Это была моя любимая ваза!

Ах вот, в чём дело. Жуткое творение неизвестного, но очень древнего гончара, занимавшее почётное место посредине одного из кухонных подоконников, наконец-то, почило с миром. Слава богам! Сам вечно за него цеплялся.

— А мне она никогда не нравилась, — меланхоличное замечание со стороны Тилирит. — К тому же...

— В чём ещё провинились несчастные черепки? — Похоже, сестра всерьёз расстроена.

— Сие произведение больного на голову Мастера загораживало вид из окна. А вид, надо признать, чудесный. Представляю, как мило будут смотреться клумбы, когда снежный покров сменится цветами!