Роман Светлов - Прорицатель

Он мягко улыбнулся, ожидая вздохов сожаления, быть может торговли по поводу приданого — всего того, что устраивали аркадские матери, если кто-то сватал их дочерей. Однако взгляд Софии не стал менее тяжелым.

— Я знала, о чем ты будешь просить, — весьма враждебно произнесла она и кивнула в сторону Гиртеады. — Ты думаешь, эта девчонка молчала после того, как ты забрался в беседку? Конечно, нет! К полудню об этом знал весь дом! К счастью, демон-покровитель заставил тебя болеть. Если бы ты пришел в тот же день, я, может быть, и согласилась бы. Я, глупая, вначале обрадовалась, но — видно не такая уж глупая — потом вспомнила, что ты такое. «Приближенный стратега!..» Фу! Непонятно кто! Случайный человек. Не понимаю, отчего с тобой ходит Иероним… Нет, не отдам. Я думаю, что гораздо лучшим для нее будет остаться у меня.

Аркадянин был настолько растерян, что в поисках поддержки посмотрел на историка.

— Он не случайный человек, — подал голос тот. — Я думаю, что теперь автократор не скоро отпустит его от себя. Он спас Антигена во время штурма Танафа. Но дело даже не в этом, вовсе не в этом…

— А, знаю! — перебила его София. — Бродячий маг — так? Или предсказатель? В городе много болтают о странных людях, которых привечает стратег. Не думаю, что это правильно, да и не люблю я странных людей.

— Нам не следует обсуждать действия автократора, — быстро вставил Иероним.

— Конечно, — согласилась София и подалась всей своей жирной тушей к историку: — Но я не отдам Гиртеаду твоему спутнику. Он мне не нравится. Почему? Он не такой, как кажется. Это хитрый пастух, отмытый и приодетый, но я смотрю на него и чувствую, что нутро его пахнет козлищем. Может быть Пан — бог могущественный, но путь на Олимп ему заказан и, к тому же, я терпеть не могу козлиного блуда. Нет, Гиртеада дождется достойного ее жениха.

Калхас был оглушен ее словами, однако он нашел в себе силы сказать:

— Если Гиртеада захочет, она пойдет со мной. А она хочет этого.

— Ну и что? Стану ли я поощрять глупость? — Говоря, София даже не смотрела в его сторону. — Пойти же она не сможет никак. Она — моя рабыня и у меня на нее есть купчая.

— Я выкуплю ее. Назови цену, — тут же предложил Калхас.

— А я не продам! — София резко повернулась к нему. На ее физиономии было написано откровенное злорадство. Калхасу показалось, что сейчас, подобно последней швали, она покажет ему палец. Однако хозяйка Гиртеады сдержалась и вместо этого кивнула в сторону дверей:

— С тобой нам говорить больше не о чем. Иероним, если он хочет, пусть остается. А ты иди, разговор закончен.

Гиртеада громко всхлипнула и уткнулась лицом в руки. Калхас, стиснув зубы, подошел к ней, взял за плечи и прижался лицом к ее темени. На него пахнуло корицей и молоком, а еще — горем и усталостью.

— Отойди! — взвизгнула София.

— Не плачь. Я скоро вернусь и заберу тебя, — стараясь подбодрить Гиртеаду, сказал Калхас.

— Только попробуй! — бушевала хозяйка. — Больше ты сюда не войдешь! Ни в мой дом, ни в мой сад!

— Не плачь, пожалуйста. Подожди, я вернусь, — прошептал еще раз Калхас, поцеловал девушку и, чувствуя, как в нем кипит злость, вышел из комнаты.

Иероним на несколько мгновений задержался. Калхас, переступая через порог дома, слышал, как он говорил Софии:

— Я очень разочарован. Ты не права. Я уверен, что стратег, узнав об этом, будет крайне недоволен.

Пастух шел от Софии переполненный бешенством и решимостью.

— Я вытащу ее отсюда, — сказал он расстроенному Иерониму. — Я знаю, что вытащу.

— Надо сообщить Эвмену, — негодующе бормотал историк. — София перед ним благоговеет. Он должен подействовать на нее.

— Не думаю, — мотнул головой Калхас. — Мне кажется, что она уже давно больше думает об Антигоне, чем об Эвмене.

— Об Антигоне? — историк на некоторое время замолчал. — Если ты прав, все становится ясно… Пусть заберет ее Аид! Кому тогда здесь верить, если даже эллинам верить нельзя?!

Стратега дома не оказалось, поэтому Иерониму пришлось перенести разговор на вечер. В отличие от историка Калхас на этот разговор не надеялся. Вначале он думал о деньгах, затем — о знамениях, которые мог бы подстроить Гермес, но появление Дотима направило мысли совсем в иное русло.

Вождь наемников долго изъявлял радость по поводу выздоровления и бодрости Калхаса, однако, заметив задумчивость прорицателя, стал выяснять, в чем дело. Пока тот объяснял, лицо Дотима принимало все более угрюмое выражение.

— Мерзавка, — обобщил он. — Нет ничего хуже женщины, у которой в руках власть над людьми и которая изображает из себя что-то невиданное. Как ты думаешь поступить, Калхас?

— Я обязательно уведу оттуда Гиртеаду. Пока еще не знаю, каким образом, но я сделаю это.

— Правильно, — одобрил Дотим и наморщил лоб. — Только не вздумай нести Софии золото. Ее нужно проучить, а не умасливать.

— Проучить — это хорошо. Но как проучить? Мне не хочется беспокоить Эвмена.

— И не надо! — вождь наемников неожиданно наполнился энергией. — Пусть стратег не знает ни о чем. Слишком большим почтением для Софии будет посвящение его в это дело. Я предлагаю поступить гораздо проще: этой ночью мы возьмем нескольких человек из моего отряда, заберемся к твоей Софии в дом и утащим Гиртеаду. Если кто-нибудь из слуг попытается сопротивляться — надаем подзатыльников. Мы добьемся от них такого же уважения, как то, что они оказывали Царю! А? Здорово? — ожидая одобрения Дотим улыбнулся Калхасу.

Тот ничего не говорил, думая, есть ли другой путь к Гиртеаде.

— Это будет просто и быстро! — убежденно добавил Дотим. — И не стоит из-за жирной мерзавки слишком ломать себе голову. Тоже мне проблема: она, видите ли, ищет порядочных женихов!.. — Он с возмущением всплеснул руками. — Слушай, так она и мне отказала бы!..

Не дожидаясь возвращения стратега, Калхас и Дотим отправились в лагерь аркадян.

— Пусть об этом не знает пока никто лишний, — говорил наемник. — Нам будет спокойнее; не помешает никакая случайность.

С наступлением сумерек Дотим вызвал пятерых человек и, ничего им не говоря, приказал следовать за собой. Они отправились к цели предместьями Тарса, чтобы, как объяснил вождь, горожан не удивило их появление. Безухий с явным удовольствием играл в большую тайну. В глазах его горело ребячливое ожидание приключения. А чтобы оно выглядело еще более интересным, он даже переигрывал: город давно уже привык к наемникам Эвмена, и никого не обеспокоило бы их появление в центре. Наоборот, таинственный вид, осторожная охотничья поступь, плутоватое лицо Дотима заставляли случайных прохожих оборачиваться им вслед. Еще более удивлены были сами аркадяне; лишь страшные взгляды, которые бросал на них командир, мешали им наброситься на Калхаса с расспросами.