Алексей Пехов - Страж. Тетралогия

У перекрестка я заметил нескольких солдат. Они выглядели растерянными и перепуганными. Один оказался ранен и сидел привалившись к стене, истекая кровью. Самый толстый из них, завидев меня, опустил пику, не зная, чего ждать.

— Бегите, идиоты! — рявкнул я. — Толпа идет сюда от Ратушной площади! Там человек триста!

Солдат отбросил тяжелое оружие в сторону, двое его товарищей подхватили раненого и юркнули в переулок, только их и видели.

«Фабьен Клеменз и сыновья» располагался на первом этаже богатого трехэтажного здания, судя по ажурным балкончикам, построенном еще во времена прошлого герцога. Окна закрыты стальными щитами, дверь заперта, белая вывеска с острыми черными буквами была прекрасно различима с другого конца улицы.

Я подлетел к двери, поставил девчонку на ноги, она прислонилась к стене, вздрагивая каждый раз, когда мой кулак встречался со стальной поверхностью.

— Ничего не выйдет. — Голос Ульрике звучал на удивление спокойно. — Они не дураки. И никого не пустят в такое время.

В двери открылось маленькое слуховое окошко, забранное решеткой, из-за которого на меня глядела тьма.

— Мы являемся клиентами вашего уважаемого заведения, — быстро сказал я и прежде, чем они передумали, добавил: — Я из Братства. Если не готовы впустить меня, дайте убежище хотя бы девушке. Толпа не проявит к ней жалости.

— Вашу руку, пожалуйста, — прозвучал тихий голос.

Я не мешкая сунул правое запястье в окошко, почувствовал, как кожи коснулся ивовый прутик.

— Теперь ваша спутница, господин ван Нормайенн.

Ульрике, увидев мой успокаивающий кивок, выполнила просьбу.

Тут же застучали засовы, заскрежетал замок.

— Быстрее, госпожа фон Демпп, — раздался все тот же голос. — И вы, страж, заходите тоже.

Мы оказались в темном помещении, дверь захлопнулась, и после нескольких секунд томительного ожидания кто-то открыл шторку сперва одного фонаря, затем другого, и стало достаточно светло для того, чтобы я разглядел маленького клерка со спокойным лицом и двух внушительных громил-вышибал в ливреях, вооруженных лучше гвардейцев тяжелой кавалерии.

— Кресла в дальнем конце зала. Располагайтесь, — произнес клерк. — Желаете что-нибудь выпить? Фруктов?

Ульрике нервно рассмеялась, осеклась, увидев, как подчеркнуто вежливо поднялись брови служащего, державшего под мышкой толстую бухгалтерскую книгу, и извинилась:

— Простите. Просто после увиденного сегодня предложение выпить показалось мне пришедшим из другого мира. Я не хотела вас обидеть. Простите еще раз.

— Вам не за что извиняться, юная госпожа. Но мое предложение было вполне серьезным.

— Тогда бренди, если вас не затруднит. Отец запрещал мне пить, но сегодня я ослушаюсь его запретов.

— Бренди, — бросил клерк одному из вышибал. — А вам, господин ван Нормайенн?

— Молоко.

Тот кивнул, проводил нас к креслам. Не прошло и минуты, как на столике появился тюльпанообразный фужер, наполненный янтарным напитком, и стакан с молоком. Я сделал глоток как раз в тот момент, когда сквозь стену прошел Проповедник:

— Основная толпа пошла по соседней улице, к дому каноника. Но сюда направляются человек пятьдесят. У них огонь и порох.

— Посидите здесь, госпожа фон Демпп, — попросил я.

Та кивнула, рассеянно крутя в тонких пальцах бокал.

— Бунтовщики скоро будут здесь. Они не пропустят вашу контору, — тихо сказал я клерку.

Тот глянул на меня с улыбкой, и в его темных глазах отразились огоньки фонарей.

— О да. Наша фирма слишком лакомый кусочек, чтобы пройти мимо. К сожалению, добрые жители Клагенфурта, в отличие от диких ландскнехтов, которые порой захватывают города, где есть наши представительства, не наделены чувством самосохранения. А вот жадности у них хоть отбавляй.

— Я знаю, что обычно «Фабьен Клеменз и сыновья» предпочитают не трогать. Но если у вас есть лишний арбалет или пистолет, я могу помочь вашим ребятам.

— Отразить нападение пятидесяти четырех человек? — Клерк, такой же обыкновенный и неприметный, безымянный и обычный, как и все остальных работники этого уважаемого банка, покачал головой. — Это не в ваших силах. Их не испугать ни болтами, ни пулями. Но, поверьте, они сильно пожалеют, если решатся ломать дверь. Мы уважаемое заведение с серьезной репутацией и сохраняем деньги клиентов любыми способами. Если добрые жители Клагенфурта, в отличие от ландскнехтов, еще не знают, что лучше пройти стороной, мне придется преподать им урок.

— Каким образом?

— Так ли это важно? — Клерк поднял на меня глаза. — Вы в безопасности. Располагайтесь поудобнее. Ночь только начинается. Кстати говоря, вам письмо. Желаете получить сейчас?

— Да.

— Минуту.

Он обернулся гораздо быстрее, положил мне на ладонь едва теплый узкий конверт. Я узнал почерк Гертруды, но читать не стал, убрал за пазуху. На улице кричали люди.

Затем в дверь ударили чем-то тяжелым.

— Деньги народа! Деньги народа!

Еще один удар. И еще. Дверь вздрагивала, но держалась. Ульрике сжалась в кресле. Вышибала, наблюдавший за улицей через потайную щель, доложил:

— Собираются использовать ствол дерева как таран.

— Знаю. — Клерк был занят тем, что заносил информацию в бухгалтерскую книгу. — Дадим им минуту. Сообщи, что денег они не получат, и предложи уйти с миром.

— Хорошо.

— Людвиг, это ведь не подействует! Ты же знаешь! — Проповедник едва ли не икал от волнения. — Не надо было сюда приходить. Мы загнали себя в ловушку, и когда они ворвутся, то не пощадят никого.

— Успокойся. Бояться нечего.

— Ты уверен?

— Абсолютно.

Я вернулся к Ульрике. Она расширенными от ужаса глазами следила за охранником, который призывал толпу разойтись.

— Вы не пьете.

Девушка пожала узкими плечиками:

— Подумала, что стоит сохранить голову незамутненной. Мы выживем?

— Здесь вы в безопасности.

От страшного удара содрогнулась вся внешняя стена здания. В ход пошел таран, и пятьдесят глоток, жаждущих несметных богатств, раззадоренных и разозленных тем, что их не пускают внутрь по первому же требованию, восторженно взревели.

— Святые мученики! — проскулил Проповедник.

— Придурки, — бросил я, глядя на клерка, продолжавшего писать. Теперь все зависело от этого человека и его терпения.

Импровизированный таран ударил еще дважды.

— Не уходят, — озвучил вышибала всем и так известный факт.

— Очень жаль. — Сотрудник «Фабьен Клеменз и сыновья» с видимой печалью аккуратно положил гусиное перо на пресс-папье. — Ну тогда у меня нет выбора. Совет управителей дал мне четкое распоряжение на сей счет.

За стеной что-то сухо затрещало, словно десятки ног раздавили яичную скорлупу, а затем наступила зловещая тишина.