Карина Демина - Семь минут до весны (СИ)

Вышел проводить дорогих гостей? Весьма благоразумно с его стороны. За такими гостями глаз да глаз нужен… и серебряные ложечки пересчитать…

Гости.

Гостей он тихо ненавидел с детства. За тесные костюмчики, в которые его засовывала нянька, за необходимость вести себя соответствующим образом, чтобы матушку не огорчить, за собственную неспособность к этому самому образу… впрочем, в этом гости не виноваты.

— Они меня заперли, представляешь? — Нат сел на ковер. — Усыпили и заперли… в той комнате… альва выпустила. Представляешь? Мы думали, что там выхода нет, а он есть! В стене! Я запомнил, где именно, но не уверен, что получится… она как-то по-своему все сделала.

Нат потер кулаком подбородок.

— Я ее на чердак отправил… ну так, на всякий случай… а то пришли… натоптали… и Дайна их впустила. Дайна меня накачала, я точно знаю.

Не только его.

Дайна готовила тот треклятый чай, подавала, убирала… именно, убирала… Райдо не обратил внимания, а меж тем из кабинета исчез и поднос, и чашки, и чайник… вот же… бабы…

— Может, — с надеждой произнес Нат, — мы ее все-таки уволим? Она все равно ничего не делает! Я и сам со всем справлюсь.

Райдо кивнул.

Уволит.

Вот обернется и сразу уволит… если обернется. Тварь внутри очнулась и сейчас распускала тенета щупалец, пробуя это его огромное тело на прочность. С ним она провозится долго, а вот человеческое слабо… и его тварь разорвет за часы.

— Ниру увезли… она тоже спала… наверное, она проснется и подумает, что я подумаю, что это она меня усыпила… а я так не думаю. Она пахнет вкусно. И дома ей плохо. Давай мы ее заберем? У нас ведь много места…

Райдо вздохнул. Он очень сомневался, что после сегодняшней беседы семейство Арманди согласится подписать договор.

И Нат тоже понял и тоже вздохнул:

— А если украсть?

Бестолочь.

— Райдо… а ты так и будешь… ну, лежать?

Будет.

Настолько, насколько сил хватит. А у него не так, чтобы много осталось. И конечно, детское это глупое поведение… надо встать, обернуться, добраться до кровати или треклятого диванчика, который здесь вот, в двух шагах.

Лечь.

Хлебануть виски… или не хлебануть, а по старой привычке бутылки две принять, тогда, глядишь, и отпустит. А если нет, то и смерть во хмелю всяк веселей.

Но Райдо упрямится.

Матушку его упрямство огорчало. Она позволяла себе вздыхать и неодобрительно качала головой, а когда Райдо делал что-то вовсе уж неприемлемое, матушка мягко произносило:

— Ты меня разочаровываешь…

Почему-то сейчас Райдо услышал ее голос.

И запах учуял, нежный, зефирно-розовый. И испугался, что леди Сольвейг решила нанести неурочный визит, а потом сам рассмеялся от этакого предположения. Матушка, конечно, его любит и беспокоится, но ее беспокойство — не то, чем можно оправдать столь вопиющее нарушение правил.

Он обернется.

Сейчас.

Вот только полежит еще немного, у него почти получается дышать, а слюна… это от зелья… знать бы, чем именно его накачали… но ведь наглость же…

— Я… — Нат поднялся. — Тогда оденусь, ладно? Я скоро приду и…

Райдо щелкнул хвостом.

Нат отсутствовал недолго. Впрочем, сейчас Райдо воспринимал время как-то странно, он был вовне его. Часы тикали. Тень ползла по полу, добралась до лапы и замерла, не решаясь коснуться чешуи. Было почти хорошо.

Почти не больно.

Почти получалось дышать.

— Райдо, — Нат сел рядом. — Ты уже час почти… тебе нельзя… сил много уйдет и… и потом не останется.

Его правда.

Жила далеко. Но как вернуться, если там, в человеческом обличье, он не справится.

— Пожалуйста, — попросил Нат. — Я… я за тебя волнуюсь. Очень.

Как есть бестолочь, только… нельзя умирать.

Райдо ведь письмо младшенькому не написал. Нет, писал и постоянно, но не про Ната. Мальчишке податься некуда. Отец его вернет Сурьмяным, а те вряд ли забудут про побег… и Нат снова сбежит, только куда ему деваться?

На дороги.

Прибьется уже не к отряду, к банде какой-нибудь… одичает…

Нельзя.

Райдо обязан был позаботиться, а он… сам бестолочь… и альва опять же с малышкой… они вовсе чужие в новом мире… кажется сильной, но слабая… затравят.

Живое железо схлынуло.

Отлив, который сдирает шкуру, и мясо, и обгладывает Райдо до костей, сами эти кости меняя. И наверное, он закричал бы от боли, потому что эта боль не похожа на прежнюю, которая сопровождает любое превращение. Эта красная.

Острая.

Перец… точно, братец как-то подсунул конфету с перцем… мерзкая вещь… правда, теперь горит не пасть, а все тело, но ничего.

— Пей, — Нат придерживает голову и льет в нее воду, остается глотать, но и это слишком сложно, и вода стекает по щекам, по шее, по груди. — Отдыхать, да? Встанешь? Я помогу… давай же…

Встанет.

Уже встает. На четвереньки… и дальше, наверное, не получится… но Райдо попробует. Ему надо до дивана добраться и вообще выжить.

Ради Ната.

И альвы тоже… если позвать… попросить… она поможет. Помогла ведь раньше, пусть и говорила, что ненавидит, но слова — пустое… слова лгут…

— Давай… и еще шаг… — голос Ната предательски дрожал. И кажется, мальчишка вот-вот разревется от бессилия… а все из-за людей… и сам виноват Райдо, заигрался. Но диван близко, доползет, отлежится и будет как новенький…

Не дополз

Лег на пол, прижал ладони ко вспухшему животу.

— Нат…

— Я сейчас… — Нат отступал к двери.

— Погоди… ты должен… в город, — тварь внутри расползалась, она пробиралась к коже, выпячивая ее пузырями. Шевелилась. Смотреть и то мерзко, а того и гляди кожу прорвет, выплеснет гноем, кровью. — Младшего моего брата… Кейрен… найдешь… скажешь, что я послал… ты его знаешь… он позаботится…

Нат покачал головой и губы поджал.

Упертый осел.

— Я… я скоро!

— Стой! — рявкнул Райдо и кашлем собственным едва не захлебнулся.

Мерзко.

И слабость эта… он ведь почти готов сдаться. Но надо Нату сказать, пусть альву с собой возьмет, ей нельзя в городе, нельзя в доме. А Кейрен и ее примет. В нем нет ненависти…

Райдо погладил тварь, уговаривая ее подождать еще немного.

Нат вернется.

Он не оставит Райдо умирать одного, а значит, скоро появится. С вискарем. С опиумом. С чем-нибудь, что по мнению Ната, способно облегчить страдания.

Нат привел альву.

Пес умирал.

И сам знал, что умирает.

Он уставился на Ийлэ кровянистыми глазами, беспомощный, жалкий даже… и наверное, ей следовало бы радоваться, она ведь хотела, чтобы кто-то из них мучился, чтобы задыхался от боли, чтобы боялся. А он не боялся, но задыхался, потому и дышал через раз.

На губах пузырилась слюна. И пес дернулся было, чтобы вытереть ее.

— Лежи, — Ийлэ вытащила из-под свитера отродье, которое сунула Нату. — Есть хочет. Покормишь.