Роберт Говард - Конан, варвар из Киммерии

Он наклонился и вытащил тело за тяжелую бронзовую дверь, а потом с опаской, но скоро двинулся навстречу своей судьбе. Впрочем, далеко он не ушел, потому что коридор расходился на две стороны и угадать, куда пошли жрецы, было невозможно. Наугад он выбрал левое направление. Отполированный множеством ног пол плавно уходил вниз. В позеленевших светильниках по стенам горели слабые огоньки. Конан думал, с какой целью и в какую неведомую эпоху были возведены эти гигантские сооружения. Это была древняя, очень древняя земля. Никто не мог сказать, сколько столетий пролетело над черными храмами Стигии.

То слева, то справа открывались очередные проходы, но он держался основного коридора, хоть и чувствовал, что ошибся. Даже если жрецы намного опередили его, он бы уже догнал их. Конан занервничал. Хотя тишина здесь была почти осязаемая, он различал чье-то присутствие. Казалось, из каждого прохода наблюдают за ним невидимые глаза. Он остановился, уже собравшись вернуться к развилке, но внезапно обернулся, подняв кинжал.

В проходе бокового коридора стояла девушка. Ее белоснежная кожа говорила, что она принадлежит к древнему и знатному стигийскому роду. Она была высокая, гибкая, соблазнительно сложенная, великолепные черные волосы ее были украшены рубином. На ней ничего не было, кроме шелковых сандалий и широкого, украшенного драгоценностями пояса вокруг тонкой талии.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она.

Ответ выдал бы его чужеземное происхождение. Он стоял, не двигаясь, — грозная фигура в страшной маске с колышущимися перьями. Коридор за ней был пуст, зато голос мог поднять на ноги сколько угодно стражников.

Она подошла к нему без страха, хоть и осторожно.

— Ты не жрец, — сказал она. — Ты воин — это ясно, хоть на тебе и маска. Между тобой и жрецом такая же разница, как между мужчиной и женщиной. Во имя Сета! — воскликнула она, и глаза ее расширились. — Да ты, кажется, и не стигиец!

Неуловимым для взгляда движением он схватил ее за шею, впрочем достаточно осторожно.

— Помалкивай! — прошептал он.

Ее гладкое белое тело было холодным, как мрамор, а в огромных черных глазах не было и тени страха.

— Не бойся, — спокойно сказала она. — Я не выдам тебя. Но ты, должно быть, сошел с ума, чужеземец, ведь в храм Сета нельзя входить посторонним!

— Я ищу жреца Тутотмеса, — ответил король. — Он в храме?

— А зачем ты его ищешь? — ответила она вопросом на вопрос.

— Он украл у меня одну штуку.

— Я провожу тебя к нему, — предложила она с такой охотой, что Конан заподозрил недоброе.

— Я вовсе не шучу. Я не люблю Тутотмеса.

Он заколебался, но решился: в конце концов он в ее власти, и она — в его.

— Иди рядом, — сказал он, освободив шею и сжимая руку девушки. — Но гляди! Если я что-нибудь замечу…

Она повела его по коридору все вниз и вниз, и вот не стали уже попадаться светильники на стенах, и он шел на ощупь. Он спросил спутницу о чем-то, она повернула к нему голову, и Конан с ужасом увидел, что ее глаза светятся желтым огнем. Страшные подозрения родились в его душе, но он продолжал идти за ней через лабиринт черных коридоров, где не помог бы даже его дикарский инстинкт. В душе он проклинал себя, но поворачивать было поздно. Вновь он почувствовал впереди что-то живое, жадное и голодное. Если слух не изменил ему, девушка прошептала какое-то повеление, и шорох исчез.

Наконец она ввела его в комнату, где в семисвечнике горели черные свечи. Он понимал, что находится глубоко под землей. Стены и потолок в комнате были из черного полированного мрамора, обставлена она была в стигийском стиле. Здесь стояло покрытое черным шелком эбеновое ложе и покоился на каменном постаменте резной саркофаг.

Конан выжидающе глядел на сводчатые проходы в стенах комнаты, но девушка не собиралась идти дальше: с кошачьей грацией она растянулась на ложе, закинула руки за голову и поглядела на Конана из-под длинных, тяжелых ресниц.

— Что дальше? — нетерпеливо спросил он. — Что ты делаешь? Где Тутотмес?

— Некуда спешить, — лениво ответила она. — Что такое час? Или день? Или год? Или век? Сними маску, я хочу увидеть твое лицо…

Рыча от гнева, Конан сорвал с головы тяжелое сооружение. Поглядев на его смуглое, покрытое шрамами лицо, девушка удовлетворенно кивнула.

— Да, в тебе есть сила… Огромная сила… Ты мог бы задушить быка…

Чувство опасности нарастало: положив руку на кинжал, он мерял комнату шагами и заглядывал в проходы.

— Если ты заманила меня в ловушку, — сказал он, — то недолго тебе тешиться надо мной. Слезай с этой кроватки и делай, что обещала, а не то…

Он внезапно замолк, поглядев на саркофаг, — его крышка была украшена барельефом из слоновой кости. Маска была вырезана с поразительным правдоподобием, свойственным древним мастерам, изображала же она лицо девушки, которая в небрежной позе возлежала на ложе. Можно было подумать, что это портрет, если бы не древность саркофага. Лакированную поверхность крышки покрывали древние иероглифы. За свою бурную жизнь Конан нахватался многих разнообразных знаний и умений, поэтому он сумел прочесть по буквам:

— Акиваша!

— Ты слышал о принцессе Акиваше? — спросила девушка.

— Кто же о ней не слышал!

Имя этой жестокой и прекрасной принцессы все еще жило в песнях и преданиях, хотя уже десять тысяч лет прошло с той поры, когда дочь Тутхамона устраивала кровавые пиршества в черных покоях древнего Луксура.

— Весь ее грех был в том, что она любила жизнь и все, что с ней связано, — сказала стигийка. — И чтобы обрести жизнь, она обманула смерть. Она не могла примириться с тем, что будет стареть, увядать, покрываться морщинами и в конце концов умрет в обличии старой ведьмы. И тогда она взяла в любовники Мрак, а он взамен подарил ей жизнь — но не ту, что знают простые смертные, а жизнь без старости и смерти. И она погрузилась во тьму, чтобы перехитрить старость и смерть…

Конан яростно посмотрел на нее, обернулся и сорвал крышку с саркофага. Саркофаг был пуст. За его спиной раздался хохот девушки, от которого кровь заледенела. Король повернулся к ней.

— Акиваша — это ты! — он заскрипел зубами.

Она продолжала смеяться.

— Да, я Акиваша! Та самая, что никогда не умирала и не знала старости! Та самая, про которую глупцы говорят, что она была взята богами на небо в расцвете лет и сделалась повелительницей небесных сфер! О нет, лишь во мраке смертный может обрести бессмертие. Я умерла десять тысяч лет назад, чтобы жить вечно! Дай мне твои губы, богатырь!

Она легко вскочила и подбежала к Конану, встала на кончики пальцев и обвила руками его могучую шею. Он глядел на ее прекрасное лицо и чувствовал отвращение, смешанное с леденящим ужасом.