Джефферсон Свайкеффер - Паутина будущего

Вскоре, примерно через двадцать минут после того, как прибыл Темплетон, они услышали, как к передним воротам подъехала повозка. Темплетон поднял голову и улыбнулся. По звуку можно было подумать, что это двухколесный экипаж, хотя на самом деле это был тяжелый четырехколесный фургон.

София также улыбнулась в тусклом свете лампы, с трудом освещавшей полупустую комнату. Только их подруга могла столь безрассудно и вместе с тем столь искусно со свистом гнать по дороге грузовой фургон, словно управляя на скачках чистопородным жеребцом, запряженным в легкую спортивную коляску.

Спустя несколько мгновений графиня Скаска Закрита быстро вошла в комнату. Казалось, ей было безразлично, куда она вошла, но Темплетон успел заметить, как ее глаза молниеносно осмотрели всю комнату и находящихся в ней людей.

Она, казалось, была полной противоположностью Софии. Ее длинные и черные, цвета ночи волосы были сейчас туго связаны в узел; глаза ее тоже были черные, серьезные и бесконечно наблюдательные. В отличие от сдержанной, неторопливой Софии, она даже ходила и дышала с сумасшедшей быстротой. Ее ярко-красные одежды и алые ремешки и ленты контрастировали со строгим черным платьем Софии.

По всем правилам эти две женщины с самой первой встречи должны были стать врагами. Вместо этого их дружба продолжалась вот уже два года, и их доверие друг к другу крепло с каждым днем.

— Всем привет! — громко сказала она с довольно сильным акцентом, который даже не пыталась скрыть. — София! От того пересечения дорог мне не встретилось ни души, но меня беспокоят фермы, мимо которых мы должны проследовать.

София улыбнулась.

— У Темплетона сегодня было воздушное крещение. Он говорит… — Она сделала паузу, посмотрела вниз, потом взглянула на Темплетона: — Я могу напутать. Темплетон, расскажи, пожалуйста, Скаске, что ты видел.

Ее голос по-прежнему был тихим и сдержанным.

— Ну… — Темплетон улыбнулся Скаске, и та с готовностью улыбнулась в ответ. — Девятый корпус передислоцировался немного южнее. Так что на дороге, по-видимому, не будет постов. Но я так понял, что вы в этом уже убедились.

— Темплетон, — спросила Скаска, сделав в воздухе элегантный жест рукой, — вы действительно считаете, что, поднявшись в воздух, видите больше, чем оставаясь на земле?

Темплетон не ответил и внимательно посмотрел на нее. Она тщательно следила за лицом и руками, но не все ей удавалось скрыть. На ее запястьях были видны тоненькие морщинки, словно легкие царапины от колючих кустарников в лесной чаще. На ее оживленном лице тем не менее были видны следы усталости после дневных забот. Ее окружал еле уловимый запах пороха, а под ухом было видно небольшое темное пятно от сажи.

— Насколько близко от поля битвы вы находились? — спокойно спросила София. Она была не менее наблюдательна, чем Темплетон.

— Еще чуть-чуть ближе, и мне пришлось бы искупаться в реке. Но нет ничего достовернее, чем увидеть все самой. У меня есть много что рассказать мужу.

Ее муж, граф, был первым секретарем посольства России в Америке, и все, что Скаска хотела рассказать, было интересно не столько ему, сколько генералам и артиллеристам царя Александра.

— Нам нужно что-нибудь сделать перед отправлением? — спросила София.

Скаска хотела что-то сказать, но потом, видимо, раздумала. Ее лицо стало серьезным, но через мгновение оно снова засветилось широкой улыбкой.

— Ничего! Давайте приступим к делу!

Как видно, ее неприкрытый энтузиазм вкупе с решимостью утонченной и внешне покорной Софии сделали Темплетона каким-то наэлектризованным и готовым на все.

— Одеяло, веревка и лошадь, — нараспев произнес он. — Я пойду вынесу груз.

— Мы пойдем с тобой, Темплетон, — сказала София настолько милым голосом, что он никогда не смог бы отказать ей.

Они вышли из дома в ночь; в ночь, которая должна была продлиться еще не более двух с половиной часов. Именно эта часть ночи — время для воровства и контрабанды.

За домом находился старый, полуразрушенный, завалившийся набок сарай с пристройкой, кое-как сбитой из неровных досок и выглядевшей сейчас словно черный треугольник. Дверь пристройки была открыта, но свет от лампы, которую держала София, не мог проникнуть внутрь. И, только когда они, нагнувшись, вошли в пристройку, по обеим сторонам от входа стали видны два ряда внимательных, почти не мигающих глаз.

Старший из этих людей встал и медленно подошел к вошедшим. У него были белые глаза и серо-седые волосы, но кожа его была темной, почти черной.

Сидя верхом на лошади, скачущей в ночи, Темплетон перед прибытием сюда наслаждался своей свободой. Это чувство было настолько ценно для него, настолько жизненно необходимо, что он не мог оставаться безучастным, когда в свободе отказывали кому-либо еще. И когда помочь получить свободу другому было в его силах, то он не мог успокоиться, пока не осуществлял это.

— Пойдем, Натан, — сказала София и взяла человека за руку. — Пойдете все. Мы отправляемся. Мы отправляемся на север.

При этих словах по маленькому перекошенному сараю словно прокатилась волна пробуждающейся надежды. Люди, их было тринадцать, быстро встали, дрожа от холодного ночного воздуха, но, может быть, впервые в жизни дыша свободно. Некоторые из них улыбались, другие еще не решались на это.

— Мы больше не рабы, — сказал Натан.

И хотя это в первую очередь было утверждением, но в нем слышался и вопрос. Натан понимал, что не все трудности еще позади и что в их жизни могут снова появиться цепи и решетка.

Но Темплетон обнял пожилого человека за плечи и посмотрел ему в глаза.

— Ты свободный человек, Натан. Мы переправим фургон за линию фронта. — Он улыбнулся: — Ты согласишься управлять лошадьми?

Оценив юмор, Натан согласно кивнул, довольный тем, что Темплетон не приказал, а попросил об этом.

— Я не буду возражать.

Ночной воздух был тихий и холодный. В этом странном, как будто подводном холоде небольшая группа людей гуськом двигалась к воротам фермы, огибая высокую траву. Темплетон шел первым просто потому, что все именно этого от него и ожидали. Он уверенно прокладывал путь в мокрой траве, словно командир, возглавляющий боевой военный отряд.

Но за ним шли не солдаты, а всего-навсего бывшие рабы да две единомышленницы, которым он помогал переправлять людей туда, где им больше не грозила опасность. Все беглецы были мужчины, молодые и решительно настроенные. У них хватило сил бежать с ферм и подземных рудников.

Они носили следы своего рабства. У одного шрамы делали выражение лица более угрюмым, чем оно было на самом деле; другой не мог плотно прислонить руку к телу, потому что сбоку у него торчали неправильно сросшиеся сломанные ребра.