Андрэ Нортон - Трое против Колдовского Мира: Трое против Колдовского Мира. Заклинатель колдовского мира. Волшебница колдовского мира

Однажды в наш шатер принесли ребенка, упавшего со скалы и разбившегося так сильно, что вапсалы не могли спасти его своими средствами. Я смогла определить, что у мальчика повреждено, так как просматривала его тело насквозь. Сотворив заклинания, я погрузила ребенка в глубокий сон, чтобы он не навредил себе каким-нибудь неосторожным движением. Ютта нисколько не помогала мне, предоставив все делать самой.

Когда мать ушла, унося своего ребенка, колдунья пристально посмотрела на меня, приподнявшись на своей подбитой мехом постели — она теперь лежала так день и ночь, не в силах держать свое дряхлое тело.

— Хорошо. Ты достойна называться «дочерью».

В тот момент ее одобрение значило для меня очень многое, ибо нас связывало не просто уважение. Мы не были ни друзьями, ни недругами, мы скорее походили на две срубленные ветки одного дерева, кружившиеся вместе в одном омуте; но слишком велика была разница в возрасте, жизненном опыте и знании.

— Я уже стара, — продолжала она. — И когда вглядываюсь в это, — она указала на шар, что неизменно находился возле ее правой руки и которым она в последнее время ни разу не пользовалась, — когда вглядываюсь в это, я хочу видеть только одно: скоро ли опустится последний занавес. — Она замолчала, а я приблизилась к ней, с волнением чувствуя, что сию минуту она скажет что-то исключительно важное для меня. Ютта чуть приподняла руку, указывая пальцем на полог, закрывавший вход в наше жилище, и, казалось, даже такое незначительное движение исчерпало ее силы.

— Посмотри… коврик внизу…

Темный коврик, сшитый не из обрезков шкур, как все остальные, а из какого-то полотна, казался очень старым. Повинуясь ее приказу, я направилась к выходу, пытливо вглядываясь в коврик, словно никогда прежде его не видела.

— Подними… его… выше… — Эти слова, переданные мне мысленно, воспринимались еле слышным увядающим шепотом.

Я вертела коврик так и сяк, затем провела ладонью над его поверхностью и почувствовала жжение, исходящее от рун, начертанных на нем. Теперь я знала, что за договор заключила она со мной, и отнюдь не по моей, а только по ее собственной воле — Ютта сотворила заклинания над этими рунами, чем насильно привязала меня к себе и к своему образу жизни. В душе моей поднялась волна негодования.

Она подтянулась выше на постели; ее высохшие руки безжизненно лежали по бокам.

— Мой народ — ему нужно… — Было ли это объяснение или, может быть, даже мольба? Я подумала, что, пожалуй, вернее второе. Однако вапсалы не были моим народом: я никогда их таковыми не считала. И я лишь потому не пыталась убежать отсюда, что она обещала мне вернуть утраченную Силу. И конечно же, как только за ней опустится последний занавес, я буду считать себя свободной и уйду.

Ей не составило труда прочесть мои мысли — наши отношения были таковы, что я не могла не догадываться об этом. Она медленно покачала головой.

— Нет, — твердо произнесла Ютта, отвергая мои планы, хотя они, эти планы, были еще неясны мне самой. — Ты им нужна…

— Но я не их колдунья! — решительно воспротивилась я.

— Ты… будешь… ею…

Сейчас нельзя было спорить с ней, даже небольшая размолвка могла смертельно ослабить это полуживое существо, от которого я так зависела.

Подняв глаза и взглянув на нее внимательнее, я встревожилась и громко позвала Аторси. Мы дали Ютте укрепляющий настой трав, но, видимо, пришло время, когда ничто уже не способно поддерживать дух в истощенной, изношенной оболочке.

Она жила еще, благодаря своему сильному духу, но и он уже нетерпеливо метался в спутавших его силках, страстно желая вырваться на свободу.

Ютта лежала, не приходя в себя весь этот вечер, ночь и следующий день. Что ни делали Аторси и Висма, они не смогли разбудить ее. Даже я не могла связаться с ней с помощью своего дара и узнать, не оборвалась ли уже нить, связывающая ее с землей и со всеми нами, А как-то выглянув из шатра, я обнаружила, что все племя сидит на земле молчаливо и неподвижно, не сводя глаз с нашего входа.

Ровно в полночь жизнь неожиданно всплеснулась в ней, и я подумала, что высшая точка прилива может затопить ущелье. Я опять услышала ее призыв, затем глаза колдуньи открылись, она осмотрела нас всех с пониманием, но во взгляде была еще и просьба.

— Айфенг!

Я пошла к двери, чтобы позвать вождя, сидевшего на земле между двух костров — вапсалы привыкли везде, где бы они ни останавливались, воздвигать защиту против сил зла, которые таятся во мраке. Нельзя сказать, чтобы он торопливо вскочил, но явно и не медлил.

Висма и Аторси приподняли хозяйку как можно выше, прислонив к спинке кровати, и теперь она почти сидела, ровно и прямо, со всем своим былым величием. Она махнула мне рукой, призывая к себе, и Висма отодвинулась, пропуская меня. Я опустилась на колени возле постели и взяла холодную старческую руку, тотчас ее пальцы крепко, до боли, вцепились в мое запястье, но мысль ее больше не достигала моего сознания, эту связь мы потеряли. Ютта держала за руку меня, но смотрела на Айфенга.

Он тоже опустился на колени на почтительном расстоянии от колдуньи. Вдруг она громко заговорила, и голос ее был также силен и тверд, как в прежние годы, когда была она в полном расцвете сил и конец ее был еще далеко.

— Айфенг, сын Трена, сына Кена, сына Джуны, сына Айверта, сына Столла, сына Креола, чей отец Апон был первым моим спутником, пришло время мне скрыться за мой последний занавес и уйти от вас навсегда.

Он пронзительно вскрикнул, но Ютта властно призвала его к себе, подняв свободную руку, а другой еще сильнее и больнее стиснула на миг мою кисть, а затем неожиданно отпустила ее, соединив с ладонью Айфенга.

Колдунья с огромным напряжением сжала наши руки, и в эту минуту я прочла на ее лице скорбь и печаль, смешанные со страхом, какой испытывает маленький ребенок, который боится, что если уйдут взрослые, никто не защитит его от неведомых ужасов тьмы.

Ютта отпустила наши руки, но тут же снова взяла только мою ладонь и вдруг сжала с такой силой, что я закричала от боли и неожиданности.

— Я сделала для тебя все, что могла, — сказала она, и гортанный звук ее речи был столь же резок, сколь сильна была хватка ее пальцев. — Я старалась быть полезной тебе, — она яростно боролась со смертью, чтобы закончить эту фразу, было видно, скольких усилий ей это стоит, и все-таки они увенчались успехом. Раскачиваясь из стороны в сторону, Ютта повторила:«…могла…» Она выдавила из себя это последнее слово вместе с торжествующим криком, словно бросила боевой клич прямо в лицо смерти, затем откинулась навзничь, и тончайшая нить, связывающая ее с нами, оборвалась навсегда.

Похороны Ютты обещали стать у вапсалов пышной и торжественной церемонией. Ничего похожего я прежде не видела и была поражена подобными приготовлениями: такой ритуал мог существовать не у кочевого племени варваров, а у древней, развитой цивилизации. Возможно, это был всего лишь отголосок некоего давнего действа, которое они когда-то привезли с собой в эти края, но смысл его был так размыт в туманном прошлом, что они сами не могли до конца осознать его.