Андрэ Нортон - Трое против Колдовского Мира: Трое против Колдовского Мира. Заклинатель колдовского мира. Волшебница колдовского мира

Но мир оказался недолгим. Это была всего лишь передышка. На пятый месяц нового года над Эсткарпом нависла угроза новой войны, зачинщиком которой был некто Пагар. После того, как во время войны с кольдерами был убит герцог Ивиан, в Карстене шла непрерывная борьба за власть. На это распадающееся герцогство имелись права и у госпожи Лоисы. Будучи законной женой герцога, несмотря на то, что ее обручили с ним насильно, она, однако, с самого начала не претендовала ни в какой мере на правление Карстеном. Со смертью герцога, она могла бы стать полновластной хозяйкой там. Но ничем не манила ее к себе эта страна, где ей пришлось перенести столько страданий. Полюбив Кориса, она с легким сердцем отреклась от всяких прав на Карстен. Госпожа Лоиса была полностью согласна с владычицами Эсткарпа в том, что не нужно затевать с соседями войну за власть — забот хватало и без того. К тому же и Корис, и Саймон, способствовавшие, насколько это было в их силах, поддержанию пошатнувшегося могущества древней расы, знали, чем может обернуться нападение на воинственного соседа. Им более разумным казалось оставить в покое врага, погрязшего в междоусобицах и неспособного развязать до поры до времени войну.

Но вскоре произошло то, чего и следовало ожидать. Владелец земель на юге герцогства, Пагар из Гины, собрал приверженцев и объявил себя сначала правителем двух южных провинций, а затем привлек на свою сторону местную знать из Карса — в основном разорившихся торговцев, готовых выдвинуть в вожди всякого, кто посулит надежду на восстановление мира в стране. К тому времени, когда нам исполнился год, Пагар уже был достаточно силен, чтобы отважиться на борьбу со своими соперниками. Четыре месяца спустя он был провозглашен герцогом.

Он пришел править страной, разоренной худшей из войн — внутренней междоусобицей. Его единомышленники представляли собой банду — разношерстную и трудно управляемую. Большинство из них были наемными воинами, которых собрала под знамена герцога возможность существовать безбедно за счет грабежей. Надо было найти способ сплотить этих людей, пока они не разбежались.

Пагар поступил так, как и предполагали мой отец и Корис: он решил напасть на кого-нибудь из соседей, и в первую очередь обратил свой взор на север. Эсткарп с давних пор не давал покоя карстенцам. Ивиан, послушный внушениям кольдеров, устроил травлю и резню людям древней расы, основавшимся в Карстене в столь давние времена, что даже из их памяти стерлось, когда именно они начали обживать эти земли. Не имея возможности дать отпор, они бежали за горы к сородичам, оставив за собой право на возмездие. Потому-то карстенцы боялись, что рано или поздно Эсткарп нападет на Карстен, чтобы отомстить за убитых. Пагару требовалось только сыграть на этом страхе, чтобы сплотить наемников и объединить карстенскую знать под своим началом.

Однако прежде чем затеять войну, Пагар собирался прощупать силы Эсткарпа, который был грозен не только суровыми воинами из людей древней расы, но и тем, что его колдуньи имели доступ к Силе и могли распоряжаться ею по своему усмотрению, защищая страну. Кроме того, существовал прочный союз между людьми древней расы и сулькарцами — этим племенем морских бродяг, которые своими набегами некогда принудили Ализон к прекращению военных Действий. Они могли в любой момент направить свои корабли на юг и начать набеги на побережье Карстена, а это сразу настроило бы против Пагара карстенских торговцев.

Учитывая все это, Пагар готовился к войне тщательно и осторожно. Рейды карстенцев вдоль границы Эсткарпа начались в то же лето, правда, они не представляли большой опасности. Однако частые атаки, даже и легко отбиваемые, могли истощить силы обороны: несколько человек потеряно здесь, несколько там, ряды защитников неумолимо редели.

Эсткарп ответил на атаки тем, что бросил на юг корабли сулькарцев, предоставив им полную свободу действий вдоль побережья Карстена. Это заставило Пагара задуматься. Капитан сулькарцев Густвар собрал флот из двадцати кораблей, привел их, несмотря на жестокий шторм, к устью Карса и, сломив оборону, прошел по реке до самого города, где устроил побоище, после которого герцог Карстена затих на целый год. Тем временем возник мятеж на юге страны, родине Пагара, который возглавил его единоутробный брат, что тоже прибавило хлопот герцогу.

В какой-то из дней той неспокойной поры нас троих увезли из родного форта — но не в Эс, ибо отец и мать держались подальше от города, где находился Совет Владычиц. Госпожа Лоиса обзавелась небольшим поместьем в Эстфорде, и пригласила нас туда пожить среди ее домочадцев. Нашим ангелом-хранителем по-прежнему оставалась Анхорта, у которой с хозяйкой Эстфорда сразу же сложились дружеские отношения.

Наша мать, оправившись после долгой болезни, снова начала оказывать отцу посильную поддержку в его ратных делах. Совместно они владели Силой — но пользовались ею по-своему, не так, как колдуньи, и те относились к ним с ревностью и подозрением.

Мудрейшим было оскорбительно сознавать, что Даром Силы может владеть и мужчина: они объясняли эту странность отступничеством матери от их кодекса. Они не желали больше иметь с нею дела. В ту пору Совет Владычиц не проявлял интереса к нам, детям странных родителей. Сказать точнее, колдуньи намеренно игнорировали наше существование. Каттея не была подвергнута испытанию на владение колдовскими способностями, как все шестилетние девочки древней расы.

Я почти не помню, какой мать была в те годы. Она приезжала в Эстфорд в сопровождении защитников границы, которые интересовали меня больше, чем кто-либо другой. Едва научившись ходить я норовил дотопать до кого-нибудь из них, чтобы схватиться за полированную рукоять меча. Мать посещала нас нечасто, а отец — еще реже. Они почти все время пребывали вблизи границы. Со всеми своими детскими бедами мы шли к Анхорте. Нежную привязанность питали мы и к госпоже Лоисе. А наше отношение к родителям было проникнуто чувством благоговейного трепета, в особенности это касалось отца. Он был не из тех, кто легко находит общий язык с детьми, а возможно, испытывал к нам неосознанную неприязнь — за те муки, которые наше появление на свет причинило его жене, самому дорогому для него существу.

У нас не было близости с родителями, и поэтому заменой ей служила тесная связь между нами — детьми, хотя мы были очень разными. Как и предвидела мать, я стал воителем, а Кемок — философом. Сталкиваясь с какой-нибудь трудностью, он не шел напролом, а пытался разобраться, в чем суть. Он рано начал задаваться мудреными вопросами и, когда понял, что никто не может дать на них ответа, то решил сам постигнуть тайны окружающего мира.