Андрэ Нортон - Трое против Колдовского Мира: Трое против Колдовского Мира. Заклинатель колдовского мира. Волшебница колдовского мира

К счастью, вода поднялась нам только по грудь, и я подумал, что будут делать фасы с этой перегородившей туннель громадой, когда наткнутся на нее.

Поток, по которому мы шли, вывел нас к подземному озерку. Здесь слышался плеск падающей с высоты воды. Свет, дневной свет, хотя и слабый, тусклый, падал сверху на пенящийся водопад, низвергавшийся из расщелины под сводами пещеры.

В воздухе висела водяная пыль, но все было видно. Я помог Орсии вылезти из воды, и мы встали спинами к стене напротив водопада — отсюда были хорошо видны расщелины вверху, пропускавшие свет (их было всего три).

Я понял, что вскарабкаться по отвесной стене возле самого водопада невозможно — слишком плотной была там завеса водяной пыли. Еще одна расщелина тоже была недоступна — она виднелась почти у нас над головой, и достичь ее мы бы могли только имея крылья. Я стал разглядывать третью расщелину — узкую и длинную — справа от водопада; можно было попробовать подняться к ней по скале.

Но даже если бы нам удалось выбраться наружу, мы не знали, где окажемся и что нас там ждет, Я поделился этой мыслью с Орсией, она покачала головой:

— Мы в горах. У тебя впереди по-прежнему — Черная Башня.

Меня удивила ее уверенность, но я не хотел спорить.

— Ты сможешь влезть на скалу? — спросил я.

Ее перепончатые ступни были наверняка мало приспособлены для такого восхождения.

— Не знаю, надо попробовать, — ответила она.

Скала блестела от воды, но была достаточно неровной, чтобы, цепляясь руками, лезть по ней босиком. Спешить тут было нельзя.

Я полез первым, ощупывая перед собой каждый выступ, то и дело оглядываясь на карабкавшуюся за мной Орсию. Подъем давался ей нелегко, и все же она медленно продвигалась вперед. Преодолев две трети пути, я встретил небольшой уступ, на котором мы могли сделать передышку — силы у нас были на исходе.

Выбравшись на уступ, я лег и протянул руку Орсии, помогая ей влезть на узкое пространство рядом со мной. Она растянулась вплотную ко мне; потом, раздувая ноздри, повернула голову к трещине в скале позади нас.

— Фасы!

— Здесь?

Уступ был совсем неподходящим местом для того, чтобы принять бой. Но лезть дальше и подвергаться нападению снизу мне тоже не хотелось.

— Сейчас их здесь нет, — сообщила Орсия через мгновенье. — Но эта трещина ведет в их нору. Надо скорее уходить.

Да, вход в нору фасов был неподходящим местом для отдыха, учитывая, что малейшего толчка в бок было достаточно, чтобы скинуть нас вниз. Я осторожно поднялся на ноги. Не обращать внимания на усталость, на боль в плечах и руках. Большая часть подъема уже пройдена. Думать только о нескольких дюймах впереди… о следующем выступе, за который можно ухватиться… а потом — о следующем…

Эта последняя часть пути была медленным мучительным восхождением. Моя покалеченная рука совсем онемела; я видел, как она хватается за камень, но не чувствовал его поверхности под непослушными пальцами. Вот-вот они разожмутся, и…

Но наконец рука моя просунулась в отверстие, ведущее наружу. Свет, лившийся из него, был неярким, и я решил, что наверху пасмурный день. Я вылез и оказался на дне ущелья, откуда бежал поток, низвергавшийся водопадом в пещеру. Кроме него вокруг были только отвесные скалы и песок. Повернувшись, я втащил за собой Орсию.

Вид у нас был истерзанный, одежда превратилась в лохмотья, перепачканные руки и ноги — в ссадинах и кровоподтеках. Но выбравшись из этих темных переходов, я почувствовал такое облегчение, что у меня закружилась голова; впрочем, это могло случиться и от голода.

Орсия подошла к потоку и опустилась возле него на колени, пристально вглядываясь в воду, как Лоскита в свой голубой песок. Затем она молниеносно сунула руку в воду и вытащила что-то отчаянно извивающееся, длинное и тонкое, похожее скорее на змею, чем на рыбу. Ударив свою добычу о камень, Орсия бросила ее на песок, потом снова сунула руку в поток. Как ни был я голоден, эти змееподобные твари не вызывали у меня аппетита. Вытряхнув из сетки раковины, Орсия бережно собрала в нее свой улов.

Мы пошли по ущелью — я по песку, Орсия по воде. В пути она дважды останавливалась посреди потока, образующего вокруг ее ног водовороты, вылавливала рыбу и клала в сетку.

Ущелье постепенно расширялось, стала появляться какая-то растительность. Сгущались сумерки. Мы свернули в сторону от воды и нашли укромный уголок между огромным валуном и выступом скалы, где и решили заночевать. Орсия взяла у меня нож и принялась чистить рыбу, а я начал таскать камни и складывать из них переднюю стену нашего убежища.

Я думал о сырой рыбе без удовольствия, но когда Орсия протянула мне кусок, я не отказался от него, но постарался не думать о том, что ем. Вкус был не такой уж неприятный, как я ожидал. И хотя мне не хотелось бы есть такую пищу всю жизнь, я прожевал и проглотил свою порцию.

Уже стемнело, когда Орсия взяла обернутый в шарф Каттеи конический жезл и, развернув, осторожно установила его перед собой острием вверх. Нагнувшись, она подула на острие, потом начертала над ним руками какие-то знаки — некоторые из них я видел раньше, наблюдая за Каттеей. Я понимал, что в это время Орсию нельзя отвлекать, и подумал: «Кто же она такая? Может быть, у кроганов тоже есть свои колдуньи?»

Наконец Орсия выпрямилась, потирая руки, как будто они замерзли или что-то прилипло к ладоням.

— Ложись спать, ты можешь быть спокоен — на нас никто не нападет среди ночи, — пришла ко мне ее мысль. — У нас есть страж, какого не знали ни мои предки, ни предки моих предков.

Мне очень хотелось спросить, в чем состояло ее колдовство, но я знал правило: ничего не спрашивать у колдуний, если они не объясняют тебе сами. Орсия молчала, и мне оставалось только строить догадки; при этом я не сомневался, что ночью нам нечего бояться, и это было очень кстати — вряд ли у меня хватило бы сил бороться со сном и сторожить наше убежище. Я валился с ног от усталости.

Когда я проснулся, Орсия уже не спала: она сидела, держа ладони над острием жезла в позе человека, греющего руки над огнем. Услышав, что я пошевелился, она вышла из глубокой задумчивости и посмотрела на меня.

Волосы, теперь совсем сухие, легкой пеленой серебрились вокруг головы и плеч. Сейчас она почему-то меньше походила на человека и казалась более странной, чем когда я впервые увидел ее на острове у кроганов.

— Я занимаюсь проницанием… Ешь. — Она кивнула на оставленный для меня кусок рыбы. — И слушай!

Я почувствовал в ней ту же властность, что была в колдуньях Эсткарпа, и бессознательно подчинился. Проницание… Это слово было мне незнакомо. Я решил, что она имеет в виду прорицание — вроде того, что делала Лоскита, а я ничего такого больше не хотел.