Андрэ Нортон - Трое против Колдовского Мира: Трое против Колдовского Мира. Заклинатель колдовского мира. Волшебница колдовского мира

Он опять поднял руки, и все закружилось. Я оказался в каменной темнице, где не было другого света, кроме желтоватой ауры, исходящей от моего тела. Каждая стена была цельной каменной плитой. Я опустился на пол посреди этого тесного холодного пространства и задумался.

Герой… Называя меня так, Динзиль насмехался надо мной и был прав. Чтобы защитить себя и найти Каттею, я не сделал ничего, кроме того, что навязал мне враг. Это была не борьба, а жалкое беспомощное трепыханье. Неожиданная встреча с Динзилем прошла именно так, как хотел он.

Но что толку сокрушаться о случившемся? Надо решать, как быть дальше. Что Динзиль владеет колдовской силой, я знал с самого начала этой — пока безуспешной — попытки спасти сестру. Однако я добрался до Башни — чего он никак не ожидал, — и при мне по-прежнему был мой меч. Ха! Он лежал у меня на коленях. Почему Динзиль не отнял его у меня? Не считал для себя опасным или просто не видел его?

Я задумался. Что если меч для Динзиля так же невидим, как для меня — Каттея? Отчего это может быть? И почему я не применил меч против него? Я словно был в каких-то оковах, не в силах поднять на Динзиля руку.

Башня — его оплот. В ней наверняка есть множество защитных средств — не из камня и стали, а неосязаемых. Наверное, они воздействовали на меня с того момента, как я вошел в курган.

Мне ни разу не пришло в голову пустить в ход меч, пока Динзиль не упрятал меня в каменный мешок. Меч разрушил стену из драгоценных камней. Не одолеет ли он и камни моей нынешней тюрьмы?

Но если я и выйду из нее, что мне это даст? Ведь я по-прежнему останусь в Башне. Каттея отшатнулась от меня, ища защиты у Динзиля. Она не признала меня. И она слишком изменилась под влиянием Динзиля. То существо, которое он показал мне… — лучше бы уж оно целиком было чудовищем, учитывая то, что означало возвращение прежнего облика Каттеи.

Каттея обладала познаниями колдуньи, но большую часть из них могла применить только девственница. Колдуньи Эсткарпа косо смотрели на мою мать за то, что ей удалось сохранить Силу даже после брака с моим отцом. Динзиль не мог полностью подчинить себе Каттею, не лишив ее способности воспользоваться Даром Силы.

«Дорогая»… Вот как он называл ее… Задыхаясь от ярости, я стиснул рукоять меча и коснулся обернутой вокруг лапы полоски света — шарфа Каттеи, которому Орсия внушила свою магию.

Это тоже была женская магия. Она помогла мне, но до конца ли я ее использовал? Ищи сердцем, сказала Орсия…

Сердцем… Шарф вел меня, потому что я вспоминал Каттею, которая еще не пользовалась никакой Силой, кроме той, что была для нас троих врожденной — которой мы пользовались так же естественно, как дышали, спали, ходили, разговаривали.

Держа одну лапу на полоске света, а другую — на рукояти меча, я призвал на помощь эту нашу силу, неизвестную ни Динзилю, ни кому-либо в Эскоре, ибо это была магия нашего прошлого. Я мысленно устремился далеко-далеко назад, к первым воспоминаниям из нашей жизни — моей, Килана и Каттеи. Мы сидели на медвежьей шкуре перед очагом, от огня взлетали искры.

Анхорта, наша кормилица, пряла, и нить плавно струилась из-под ее неутомимых искусных пальцев.

— Вон волшебный лес, а вон волшебные птицы на деревьях… — долетела до меня мысль Каттеи.

Я посмотрел в огонь и увидел то, о чем она говорила.

— Вон едет верхом наш отец со своим отрядом, — мысленно продолжил Килан.

И действительно, языки пламени были точь-в-точь как всадники.

— А вдали горы, — добавил я, не ведая, как изменится наша жизнь за этими горами.

Нет, не думать о том, что было позднее. Ничто не должно заслонять и затемнять воспоминания!

Анхорта сверху вниз взглянула на нас — какой большой она казалась нам тогда…

— Сидите спокойно и слушайте: я расскажу вам про снежного духа и про то, как его обхитрил Самсау…

Но мы продолжали мысленно переговариваться друг с другом. Уже тогда мы знали, что это умение недоступно окружающим, и у нас была своя тайна.

Я извлекал из памяти воспоминание за воспоминанием, стараясь не упустить ни малейшей подробности, чтобы картина была живой и яркой. Однажды мы поехали верхом в весенние луга. Килан сломал цветущую благоухающую ветку розовой жимолости, я нарвал луговых цветов и травы и сплел венок. Мы возложили его, как корону, на голову Каттее и дали ей ветку, как скипетр. Мы сказали ей, что она прекрасней всех на свете, и даже цветы зарделись от смущения, потому что не могут с ней сравниться.

— Я п о м н ю…

Это вкралось в сплетение моих мыслей так незаметно, что я не сразу сообразил, в чем дело. Усилием воли сдержав волнение, я продолжал вспоминать. Та, чей облик был теперь так страшно искажен, присоединилась ко мне, и мы стали вместе ткать гобелен нашего прошлого. Я не решался приблизиться к ней по тонкой нити, тянущейся из прошлого, и только все крепче привязывал ее к себе этой нитью общих воспоминаний.

— Ты… ты Кемок?

Она первая преодолела преграду этим неуверенным тревожным вопросом.

— Да, — ответил я осторожно.

— Если ты Кемок, — внутреннее напряжение ее нарастало, — тогда тебе лучше уйти! Здесь тебя подстерегает зло. Ты не знаешь, что случается с теми, у кого нет защиты. Я видела отвратительных чудовищ!

Конечно, она видела то, что позаботился показать ей Динзиль.

— Динзиль! — встрепенулась Каттея. — Он защитит тебя…

Она так доверяла Динзилю, что когда нуждалась в помощи, тотчас обращалась к нему.

— Я пришел за тобой, Каттея, — сообщил я ей прямо. Если она еще не успела слишком далеко зайти по тому пути, который ей уготовил Динзиль, тогда, может быть, я достучусь до нее, ведь пробудились же в ней воспоминания.

— Но зачем? — спросила она простодушно. Я не узнавал сестру. Прежняя Каттея была слишком независимой и самостоятельной, чтобы поддаваться чужому влиянию. Ее словно подменили.

Я старался выражать свои мысли как можно проще, чтобы она не потеряла связавшую нас сейчас тонкую нить.

— Неужели ты думала, что нам безразлично, куда ты пропала?

— Но ведь вы же знали! — сразу возразила она. — Знали, что я ушла на поиски средоточия колдовской силы и хочу научиться тому, что защитит нас от Тьмы. Здесь, Кемок, я постигаю мудрость, о которой Владычицы-колдуньи могли только мечтать. Теперь я понимаю, как мало они знают и могут. Они только заглядывают за дверь, но не решаются войти.

Странно, что мы испытывали перед ними такой благоговейный трепет.

— Знания знаниям рознь, ты сама это говорила, Каттея. Одни входят в человека и расцветают, другие недоступны ему, пока он не перестанет быть самим собой.

— Человек — да! — подхватила она. — Но я принадлежу к колдуньям Эсткарпа. То, что недоступно человеку, доступно нам. И когда я запасусь знаниями, за которыми пришла сюда, я вернусь, и вы скажете мне спасибо.