Милена Завойчинская - Магия книгоходцев

Желания было жалко. Честно говорю. Прямо жаба душила! Зеленая такая, пупырчатая, вцепилась мне в горло лапами и не позволяла отдать кому‑то волшебное желание. Я страдала почти минуту.

— Ладно, дарю! — выдохнула, наконец, чуть ли не слезами обливаясь.

— Спасибо, Кира, — кивнул и довольно улыбнулся мужчина.

Эх, ладно уж. Это ему в качестве компенсации за моральный вред от всех моих выходок. Я посмотрела на джинна… Немолодой уже дядька, смуглый, с сеточкой морщин вокруг глаз, сединой в усах, мягкими чертами лица и грустной улыбкой. И так мне совестно стало…

— А вас как зовут? — обратилась я к нему.

— Хаким, госпожа!

— А я — Кира.

— Чего желает прекрасная госпожа? — склонив голову, спросил джинн: — Дворец из золота? Горы бриллиантов? Жемчуга и самоцветы? Самого прекрасного принца в мужья?

— Хаким, а вы долго сидели в кувшине?

— Три тысячи лет, — после паузы ответил он.

Я впечатлилась! Это же… Ужас, короче!

— А хотите на свободу?

— Это невозможно, госпожа, — ответил он, а на мой недоумевающий взгляд пояснил: — Меня не выпустит магия кувшина. Я ведь джинн и привязан к нему! Для этого мало желания человека, — выделил он интонацией расовую принадлежность желающего.

— Хаким, если вы очень хотите… Давайте я вам подарю свое второе желание? А вы его используете на то, чтобы приказать кувшину выпустить вас на свободу.

Рядом довольно крякнул магистр Новард.

— Ты действительно это сделаешь, госпожа? — вытаращил глаза джинн и тут же прищурился. — А что взамен?

— Ничего. Пусть за вами останется долг в одно желание мне, хорошо? В жизни иногда бывают такие безвыходные ситуации, когда только чудо может помочь. Вот пусть на такой экстренный случай оно и хранится. А больше я ничего не стану просить. Ну, если вы, конечно, хотите стать свободным и примите от меня в дар одно желание.

— Слушаю и повинуюсь, госпожа! Да будет так!

Потом что‑то бабахнуло, зал заволокло дымом, а когда он рассеялся, мы увидели на полу буквально взорванный медный кувшин. Похоже, Хаким решил уничтожить свой "домик", чтобы уж точно в него больше не возвращаться.

— Что хочешь ты, о мудрый господин? — повернулся джинн к ректору. — Золота? Знаний?

— Как насчет работы на наше учебное заведение? — потер руки магистр Новард. — Предлагаю вам вакансию преподавателя. Предмет мы оговорим отдельно, но как вариант — у нас собирается увольняться преподаватель по стихии огня. Я пока в поисках замены на его место. Проживание в преподавательском общежитии, лечение, питание, оплачиваемый отпуск, оклад согласно штатному расписанию.

— Навсегда? — хмуро уточнил джинн, решив, что из одной кабалы угодил в другую.

— Ну что вы! Как можно?! Как насчет следующего учебного года? Если не понравится, уволитесь. А эти полгода просто поживете, освоитесь, найдете для себя занятие, возможно, захотите в чем‑то помочь другим учителям или мне. Но уверяю вас, скучать некогда. Одна вот эта адептка приносит столько хлопот, что и словами не передать.

Я заискивающе улыбнулась, пошаркала ножкой и пожала плечами, а потом обратилась к бывшему рабу кувшина:

— Хаким, соглашайтесь. Знаете, как у нас весело и интересно! Я сама из другого мира, но здесь… — Я восторженно покрутила в воздухе обеими руками, изображая ветряную мельницу.

Вот так ВШБ обзавелась джинном в роли одного из преподавателей. А когда я с опозданием явилась к концу травологии и села на свое место, то обнаружила массу интересного. Вокруг Шамилы скакали иллюзорные лягушки. Она сердито их уничтожала, но на их месте тут же появлялись другие. Лягушки тянули к девушке лапки и тоненько квакали: "Мама! Мамочка!"

Я сначала оторопело наблюдала за этим безобразием, а потом вспомнила сегодняшнее гадание и предполагаемого "младенца — лягушонка".

— Это еще что! — прошептала мне Тельтина. — Первой появилась большая жаба в подгузниках и с соской. Ох как Шамила верещала.

…Весна близилась к концу. Школяры судорожно готовились к экзаменам и зачетам, писали курсовые и рефераты, подтягивали хвосты. Моей самой страшной головной болью была курсовая для Аннушки. Книг с Земли по этой теме в библиотеке не нашлось. Магистр Ририн разводил руками, и сетовал, что как‑то надобности не было. Мир‑то технический, в него отправляли только детектов, соответственно сказок не держали.

Я, хватаясь за голову, напрягала память и вспоминала всех наших русских народных фольклорных героев. За всю Землю отдуваться не собиралась, еще не хватало. Нет уж, пусть всякие англичане, французы, шведы и прочие рожают своих книгоходцев, отправляют в ВШБ. А уж эти адепты пишут про свой фольклор. А мне Змея Горыныча, Бабы — яги и прочих сказочных кошмариков хватает.

Я сделала большой красивый плакат, прикупив ради высокой цели большой лист ватмана, раскрасила его. Художником я себя назвать не могла, но тут уж извините! Потом, решив не выпадать из образа, саму курсовую написала не в тетради, а на длинном свитке. Получился он в скрученном состоянии толстым, а развернутом — дли — и-инным. Лола уважительно цокала языком, рассматривая мои заготовки. Это еще что! Я уже с предвкушением ждала защиты курсовой, а Карел при встрече мне басил:

— Кира, может, не надо?

— Надо, Карел. Надо!

И вот наступил заветный день. На сдачу курсовой я готовилась как на войну. Вы хотели сказочных героев Руси? Их есть у меня!

Вышла я на крылечко женского корпуса и активировала свои заготовки фантомов. Ух, что тут началось! Девчонки, оказавшиеся неподалеку, завизжали и бросились врассыпную. Хорошо мои Горыныч и компания погуляли в свое время. От мужского корпуса донеслись изумленные возгласы и дружный выдох.

— Отряд — а-ад! — гаркнула я своим фантомам. — Ра — а-авнясь! Смирно!

Сказочные персонажи замерли. Только Чуду — Юду не хватало выдержки, зеленый волосатый одноглазый шар подпрыгивал на месте как мяч и громко клацал зубами.

— В колонну по двое ста — а-анови — ись! — руководила я, войдя в роль командира.

Монстрики бросились строиться. Заодно потолкались, попихались, чуть — чуть подрались, но в конечном итоге выстроились. Змей Горыныч колонну замыкал и на три голоса кричал, что это ужасная несправедливость и дискриминация.

— Мы не можем встать в колонну по двое! — кричала центральная голова. — Нас трое!

— Это дискриминация по физиологическому признаку! — верещала левая.

— Мы требуем уважать наши права! — вопила третья.

— Да ты, Горыныч, никак на все три головы ополоумел?! — уперла руки в боки Баба — яга. — Ишь, зенки‑то свои наглючие выпучил! Мы, значит, строимся, а ты права качать удумал?!

— Ты, старая, не выступай! — заголосили головы Горыныча. — А то сейчас закусим твоими косточками!