Татьяна Чернявская - Ферзи

Слегка запыхавшаяся, но крайне довольная собой духовник забралась на высшую точку башни и, выпрямившись в полный рост, с видом варвара-завоевателя, оглядела просторы. Высоты она слегка побаивалась, но отчего-то вид с древних руин буквально опьянял.

— Камни земные и ветер, что рвётся со скал, да несёт своё слово! — во всю мощь лёгких (а лёгкие у Яританны были неслабые) прокричала девушка, простирая вверх руки. — Чистые воды, всё в свете пронзающие, да жаркое пламя, движенье дающее! Силою света, с небес приходящего, волею тьмы, все родящей и благостной, вам возвещаю, что кровью моею вызвано было рода наследие! Зрите, земные, то я возвещаю!

От притока воодушевления духовник не удержалась и сделала шаг вперёд, толи забыв, что воздух не её стихия, толи банально оступившись. Травница только и успела, что заметить ухнувшую куда-то вниз светлую макушку Танки.

Слабо осознавая, что делает, Чаронит попыталась зацепиться в полёте за часть перекрытия, но твердыня подгадала удобный момент для мести и словно нарочно с треском сломалась. Девушка с визгом пролетела дальше, неловко пытаясь погасить инерцию торможением о влажную ото мха поверхность. Подкосившиеся ноги тормозить отказались, наглейшим образом опрокинув хозяйку на спину и лишь увеличив этим скорость полёта. Естественный коридор из обрушившихся стен, межкомнатных перегородок и мусора неизвестного происхождения, ловко вихляя, проволок неудавшуюся захватчицу несколько пролётов и услужливо впечатал в стену. Стена сдавленно «ухнула» и щедро вывалила на девушку ком чего-то пахнущего сыростью и тленом.

Едва избавившись от прыгавших в глазах искр, Яританна с сожалением активизировала ночное зрение и принялась выпутываться из подарочков Кривского замка. Адреналин в крови бурлил и чувство маленького сабантуя, что было свойственно даже рассудительной и добропорядочной (большую часть суток) девушке, поднимали настрой и заставляли сдавленно хихикать. Ни явное запустение, ни мерзостная даже для тенеглядов обстановка, ни собственная не слишком мягкая поездка, ни боль в ушибленной ноге не могли сбить искреннюю радость от маленькой, но всё-таки подлянки для будущих любителей халявных стройматериалов. Стряхнув с головы куски какой-то пакли, истлевшую тряпку и несколько хрупких костей, Яританна уставилась на небольшой отбитый кусок лепнины.

«Странно, — подумала девушка, — по ощущениям в копчике, я должна была бы находиться в темнице или, на худой конец, складском погребе. Так что же здесь делает элемент декора? Вроде в то время украшать всё в подряд было не принято. Или это уже привнесение периода первой Царской экспансии? Что же это за материал? Какой-то странный у него фон, пульсирующий. Неужели возле артефактов лежал? Может это деталь от вмурованного накопителя?»

— Эй, ты там живая? — крикнула раскрасневшаяся от волнения Алеандр, свешиваясь в образовавшийся проём, но не решаясь повторить экстремальный спуск.

— По большей части! — радостно гаркнула в ответ Танка.

— Видимо, ты именно для этого на верхотуру и карабкалась, — Эл слегка ворчливо начала отповедь, подавая руку подруге, — чтобы проорать на стене строчки из «Песни про пропадшего» и окончательно доломать историческое наследие.

— Ой, да не бухти ты! — только отмахнулась девушка, засовывая в карман шарпана свою ценную находку. — Было же здорово! Я вот, даже сувинирчик на память откопала!

— Лучше бы лазать научилась, археолог доморощенный! Я тебе скажу…

Что хотела сказать мудрая не по годам девушка, осталось загадкой, потому что глубокая и густая, как сама могила, тьма руин неожиданно разразилась сочным ругательством, а в глубине непроглядного прохода мелькнул отблеск факела. В заброшенной и явно необитаемой башне этот свет был настолько пугающ, что заставил похолодеть даже духовника.

— Её моё, — тихонько проскулила Алеандр.

— Тикаем! — решительно скомандовала Танка, понимая, что с места выступления нужно скрываться в особо спешном порядке.

— …, - не сдержал возгласа мужчина, когда с потолка свалился пыточный крюк, интуитивно и профессионально выискав на ботинке единственное не подбитое серебряными пластинами место.

Ловко прикрыв от летящего следом мусора единственный хлипкий источник света, мужчина стоически переждал маленький обвал и лишь потом неловко переступил с ноги на ногу, буквально ощущая, как распухает отбитый палец.

Неимоверно хотелось пнуть треклятый крюк, запустить в стену опостылевший, чадящий факел и врубить приличный светляк, но чародей привычно подавил в себе эти недостойные порывы. Будучи весьма опытным в своём деле, он рано уяснил, что путём к поражению может стать любая отличительная черта, будь то порок, увлечение, привычка или маленькая слабость. И не столь принципиально: выделяетесь вы пристрастием к поеданию человечины или обыкновенной гневливостью. Сыграть можно абсолютно на всём. А потому, он постарался сделать себя неуязвимым. В конце концов, значительно легче следить за ситуацией, когда противник может сыграть только на твоей невыразительности.

К тому же, факел, пусть и дрянной, удалось раздобыть лишь в единичном экземпляре. Про те манипуляции, к которым пришлось прибегнуть, чтобы добыть злосчастные искры и заставить промасленную тряпку нехотя загореться, мужчина предпочитал даже не вспоминать во избежание кошмаров. Наложенное на ауру и резерв дополнительное ограничение, безусловно, спасали его от вездесущих ищеек Замка, но стесняли так, что хотелось выть от отчаянья. Подобно купленным на размер меньше необходимого новеньким лакированным туфлям на торжественном приёме, когда терпеть нет сил, снять нет возможности, а ещё необходимо легко танцевать и всем улыбаться. В обычной жизни, насколько его жизнь вообще можно было назвать обычной, этот человек с подобной задачей справлялся без особого напряжения и мучений, легко компенсируя большим запасом артефактов временные неудобства со своей неспособностью к чарам. Лишившись же всех благ цивилизации и мелких, приятных сердцу мелочей, он с неприятным для себя замешательством отметил, что здорово отвык от жизни простого населения в диких условиях. Это открытие порядком обескуражило такого уверенного в своей тактике человека и одновременно изрядно развеселило. Веселье скорее было нервным и не имело ничего общего с его неожиданной изнеженностью или свалившимся на ногу крюком из пыточной.

Старое подземелье Кривского замка вообще не особенно располагало к хорошему настроению. Хотя, по убеждению собственному и тех немногих, что имели честь быть введенными в его ближайшие планы, личностью он был, несомненно, тёмной и пугающей, но всей его мрачности не хватало, чтобы сравниться с, казалось бы, вечным тоннелем.