Александр Лукьянов - Раб сердец

Но уже в дороге Хмара понял, что всё обстоит куда сложнее. Ратники выведали, что вражеские всадники движутся прямо к беззащитным обозам и лечебницам. Последствия было нетрудно предугадать. Единственный пригодный для конницы путь пролегал вдоль речного обрыва. С другой стороны круто вздымались поросшие скользкой травой склоны холмов. Другого пути у неприятеля не было. Убедившись в этом, ратники затащили в кусты на вершинах холмов телеги с соломой, затаились, в ожидании противника. Когда они увидели, что на дороге появились конники под чёрным вымпелом с белым деревом и семью звёздами, солома была подожжена, повозки столкнуты вниз. Сколько недругов было снесено в реку с обрыва бешено несущимися пылающими таранами, трудно сосчитать. Оставшиеся мало что успели сообразить. Ратники обстреляли их из кустов из луков и самострелов, а затем дружно бросились в атаку с копьями наперевес. Потери врага в итоге составили сто шесть камнеземельцев и одного вастака-проводника убитыми. Взята добыча: оружие, доспехи, семнадцать коней и знамя. Из наших двое ранены тяжело, двенадцать — легко. С одной стороны — победителей не судят, три десятка пеших одолели сотню конных, это вам не кошка чихнула. С другой — закон есть закон, налицо ослушание и самовольство, коих поощрять и поважать никак нельзя. Так что прикажете делать? Наградить перед казнью? Казнить по награждении? Тьфу, пропасть!

— Ждут парни, брат дружинный. — доложил Водь. — За избой построились.

Хмара вздохнул. Ну, вот почему послали именно его? Дали бы под начало самострельщиков, да бросили на взятие какого-нибудь моста… Хотя, с другой стороны, должен же кто-то и здесь разобраться.

Они стояли в три ряда по росту и смотрели дружинному в глаза, не отводя взглядов. «Утренняя Луна! — подумал Хмара. — Опытных-то всего… три… пять… нет, всё-таки семь бойцов. Из тридцати трёх. Остальные — мальчишки. Ну конечно, совсем сопляки. Вот этот белобрысый малорунец, к примеру. Усы, видно, безуспешно пытается отпустить, подражает бывалым. А этот нескладный верзила… Сколько ему? Лет семнадцать, поди. Вымахал на голову выше меня, а плечи толком не развернулись. Двойной паёк ему надо, тогда настоящим богатырём станет. Что же с ними делать?!»

Молчание затягивалось.

— «Ну да. — сумрачно подумал Хмара. — Конечно. Разумеется. Следовало ожидать. Любое наказание мы примем беспрекословно и с готовностью, но виноватыми себя не считаем.»

Белобрысый быстро переглянулся с верзилой. Тот едва заметно кивнул, набрал воздуха в грудь и рявкнул:

Белобрысый подхватил неожиданно высоким голосом:

— Отставить. — вяло сказал Хмара.

Запели все. Строй дружно ударил коваными подошвами сапог по утоптанной земле, отбивая такт сочинённого Видимиром Обстоятельным марша:

Хмара покосился на стоящего слева и чуть позади Водя. Лицо старого воина просветлело, утратило всегдашнее «отрядное» придирчивое выражение. Он не совсем в лад, но вдохновенно подпевал:

Дружинный вздохнул и его голос вплёлся в хор:

— Не зря ночь не спал! — тихо и устало говорил Бран. — Вот, закончил, наконец-то… Представляешь, учебник для чистоградских обучалищ…

Он, шлёпнул ладонью по обложке пухлой рукописи повернулся к Яру Хмурому и замер. Тот безмолвной статуей стоял во входном проёме шатра, по тёмным щекам медленно текли слёзы.

— Что? — прошептал Бран. — Кто?

Яр тяжело, словно держа в руке пудовую гирю, поднял сжатый кулак, из которого торчала смятая бумага. С трудом разомкнув пальцы, молча отдал её Учителю. Это было донесение отрядного Водя.

— «Простите за горькую весть, не знаю, как писать…

В день продолжник с отрядом самострельщиков я возвращался с задания по Сухой дороге. На третьей версте у брода через речку Хилую мы обнаружили восемь повозок. Они выехали из Плывухи предыдущей ночью и должны были прибыть в Сурково сегодня утром. Но, очевидно, произошла какая-то задержка, так что рассвет застал их на броде. Там поезд и подвергся нападению с воздуха. Сначала уничтожили коней, потом были расстреляны сорок два ребёнка, которых отправляли на учёбу в Чистоград. По стрелам, извлеченным из тел, и по меткости попаданий можно уверенно утверждать, что налетели орлы с водяными и лешими на спинах. Все раны нанесены в сердце. Погибла сопровождавшая ребят Мста Упрямица.

Плачем вместе с тобой, Учитель. Умоляем, пошли нас в бой, и позволь не брать пленных!

Твои братья из Третьей дружины самострельщиков.»

— При… привезли… — хрипло выдавил Яр из пересохшего горла. — Здесь…

Бран отстранил его, пошатываясь выбежал из шатра. На сходной площадке стояли повозки окружённые быстро увеличивающейся толпой воинов. Ратники расступились перед Учителем. Тот приблизился к первой повозке, откинул зелёный плащ с бледного лица Мсты.

— Дочка, да как же так… — беззвучно прошевелил непослушными губами. — Как же я… как же мне теперь…

Склонился и поцеловал Мсту в ледяной лоб. Когда Бран медленно выпрямился, тяжело и хрипло дыша, глаза его полыхали ртутным блеском.

— Правильно, что не вынули стрелы из детских сердец. — раздельно выговорил Учитель. — Пусть братья пройдут мимо повозок, увидят всё, пусть простятся с Мстой.

И вдруг закричал, потрясая сжатыми кулаками: — Памятью матери своей, памятью Мсты, памятью этих детей, памятью всех павших братьев, жизнью своею клянусь воздать за всё! Изгоните меня из Братства, презирайте, плюйте на меня, если лешие и их холуи не заплатят за это!

Бран рухнул навзничь. Яр и прочие Ученики бросились к нему, подняли на руки, унесли в шатёр. Ратники взревели.

— Готовы? — спросила Внята Тихая.

— Так точно, сестра. — коротко ответил Быль Топотун. — Ждём лишь приказа.