Наталья Игнатова - Причастие мёртвых

— Ну? — Лэа взглянула на него. — Чего стоишь?

— Порог же, — вот эти моменты Заноза ненавидел. Нет… ненавидел ! Несколько раз бывало такое, что из-за одной только мысли о Пороге он отказывался от идеи проникнуть в дом и просто убивал всех, кто был внутри, расстреляв их через окна или забросав гранатами. Обламывал, таким образом, проведение допросов.

Плохая мысль. Нельзя так делать.

— Что порог? — не поняла Лэа.

— Войди и пригласи меня. Трижды. Иначе я не смогу… — он слегка пнул ботинком невидимую стену, долбаное силовое поле, защищающее человеческое жилье от нежити.

— Да ладно, правда, что ли? — Лэа перешагнула порог, попятилась вглубь помещения, не отводя от Занозы взгляда. — Ты не можешь войти? Слушай, это же бред, это у тебя в голове, так же, как то, что от потира тебя должно бить током. Ну, ладно, ладно, — она улыбалась, — заходи, заходи, заходи! Я тебя приглашаю.

В маленькой прихожей горел ночник, искусная стилизация под факел — электрическое пламя походило на настоящее, а медные крепления на стене настоящими и были. Анделин Клюгер не Пьер Брузар, и для Занозы этого оказалось достаточно, чтобы заочно ее невзлюбить, но и факел, и вся обстановка первого этажа, старательно воспроизводившая монументальную убогость интерьеров двенадцатого века, говорили о том, что леди любит историю. И, может быть, даже знает ее. Хотя бы историю Пильбьера.

Пахло тут дымом и деревом, кофе, мастикой, духами — обычные запахи обычного дома, где живет одинокая женщина. Старого дома. Однако, несмотря на старость, на идущей вдоль стены лестнице не скрипнула ни одна ступенька, и появление незваных гостей застало миссис Клюгер врасплох. С кошкой на коленях она сидела в массивном деревянном кресле, на котором, впрочем, хватало подушек и ковров, чтобы предположить, что не так оно неудобно, как выглядит. Немолодая, соломенноволосая, спортивная. В своих джинсах и голубой рубашке настолько же неуместная в средневековом интерьере, как неяркие электрические лампы и мерцающий экран ноутбука на столе. Но это хорошо, что она не настолько увлекается исторической реконструкцией, чтобы одеваться в домотканые платья, и предпочитает Интернет вышиванию.

— Здравствуйте, миссис Клюгер, — сказал Заноза прежде, чем хозяйка успела произнести хоть слово, — извините за поздний визит. Эти часовые пояса…

Лэа вообще не поняла, на что Заноза рассчитывал, когда вломился в чужой дом и даже украденную чашку не спрятал, так с собой наверх, к хозяйке, и потащил. Насчет того, что тетечка поднимет тревогу, Лэа не беспокоилась: во-первых, всегда можно открыть портал и смыться, во-вторых, не смываться, а дождаться полиции даже интереснее. Но они же вообще-то не развлекаться пришли, а поговорить. А выглядят так, что с ними не только музейная тетка, а даже и полиция разговаривать бы побоялась. Заноза еще в черных очках посреди ночи. Хотя без очков еще хуже, с этой его подводкой.

И при чем тут часовые пояса?

— Как я вас понимаю! — откликнулась тетенька с таким неподдельным сочувствием, как будто Заноза был ее любимым внуком. — Перелеты очень выматывают. Каждый раз, когда приходится летать через океан, я два дня себя так чувствую, как будто часовые пояса превратились в часовые мюсли! Проходите, садитесь, — она встала со своего пыточного стула, — выпьете что-нибудь? Или, может быть, кофе?

Кошка спрыгнула на пол и тут же побежала к Занозе, начала нюхать его ботинки и тереться об ноги. Ничего себе! Значит, кошки и пожилые женщины, когда его видят, забывают про осторожность, так, что ли?

— Нет, не беспокойтесь. Мы не представились, — Заноза поставил чашу на стол, рядом с ноутбуком, взял кошку на руки. Он в чужом доме держался, как в своем. — Мое имя Сплиттер, а это миссис Дерин-Соколоф. Прекрасная обстановка, миссис Клюгер, вы сами занимались интерьером?

Вроде он ничего особенного не сказал, а Клюгер аж как будто помолодела лет на двадцать. Нет, ну про обстановку все правда, если кому-то нравится мебель, о которую без подушек всю задницу отобьешь. Все как настоящее, можно подумать, что она себе в башню музейные экспонаты притащила. Может быть, и притащила. Хотя вряд ли. Музейные слишком ветхие. Вот интересно, она чашку-то заметит или нет? Или она только Занозу видит?

Оказалось, не только. Лэа тоже заметили. Не переставая рассказывать упырю о том, сколько сил и внимания потребовало изготовление реплик подлинной мебели Пильбьера, и какой интересной задачей было создать в башне, не приспособленной под жилье, жилую обстановку, успев сообщить, что ее можно называть просто по имени и получив взаимное разрешение от Занозы, Клюгер взбила подушки еще на одном стуле, позвала ее:

— Устраивайтесь, устраивайтесь, Лэа. Садитесь. У семьи вашего мужа русские корни?

— Мой муж русский, — сказала Лэа. И поймала удивленный взгляд Занозы.

Ну а что? Он будто поверил, что Мартин демон! Ага, конечно! В Лос-Анджелесе не верят в демонов, не в двадцать первом веке.

— И вы живете в России! — у Клюгер стал такой вид, как будто она сейчас скажет: «элементарно, Ватсон». — Вот откуда у вас такой интересный акцент. Он определенно не ирландский.

Что, правда, что ли, акцент? Лэа слегка загрузилась, акцент ей был не нужен. Но если все время жить только в Москве, Питере и на Тарвуде, и все время говорить по-русски, он так и останется. Переехать на год в Ирландию, что ли? Чтобы ирландским акцентом обзавестись.

А музейная тетечка уже снова смотрела на Занозу. Прям вся. Тот перестал гладить кошку, постучал пальцем по краю чаши:

— Нас интересует этот потир.

— И вас тоже? Я уже готова подумать, будто он особенный, — Клюгер заулыбалась, показывая все зубы, — около недели назад его хотел купить один итальянец, сеньор Виго. У меня плохая память на имена, но этого я запомнила. Такая настойчивость… я даже подумала, не мафиозо ли он. Кто еще не понимает, когда говорят «нет»? Только дети, мафия и государственные службы. Ну а вам, видимо, нужна оценка эксперта?

Клюгер взяла потир, чтобы рассмотреть поближе. Заноза отступил от нее на полшага, пересадил кошку на подушки оставленного хозяйкой кресла. Кошка встала на задние лапы, вытянулась и начала томно когтить рукав занозовского плаща. Лэа подумала, что Клюгер тоже не против чего-нибудь покогтить, слишком мало внимания та уделила чашке и слишком много таращилась на Занозу. Хорошо, что Клюгер не кошка. Плохо, что она, когда улыбается, похожа на крокодила. Хотя нет, не так уж плохо. Такая улыбка даже упырей должна отпугивать.

— Что ж, Уильям, — еще один крокодилий оскал, — в том, что ваша чаша — копия, можно не сомневаться, потому что подлинник хранится в Пильбьере, но, надо признать, копия великолепна, удивительное мастерство.