Наталья Игнатова - Ничего неизменного

— Виолет дю Порслейн, — Заноза опять замолчал на несколько секунд. Потом неохотно признал: — да, надо будет последить. Я тогда познакомлюсь с его агентом. Поближе. Зачарую, выем мозг, выясню все, что он сам про Хольгера знает.

— Когда у нас будет адрес, — главное, не давать ему снова думать о том, что сроки поджимают. Потому что они не поджимают, но у Занозы в заднице шило, а в мозгах бомба, и ни то, ни другое не добавляет здравомыслия, — мы установим наблюдение за убежищем.

— Мы с Арни оседлаем соты. До остальных коммуникаций я тоже докопаюсь. Прямо сегодня.

— Что бы это ни значило, — Хасан покачал головой, как будто Заноза мог его видеть, — «прямо сегодня» я сегодня слышать не хочу. Ты узнаешь адрес и поедешь в «Турецкую крепость», как собирался. А там я решу, кто и что будет делать.

— Угу. Что бы это ни значило, — голос был полон ехидства. — Ладно, ок. Я понял. Выясню адрес, познакомлюсь с агентом и приеду в контору.

Не совсем то же самое, что jawohl [6] Слушаюсь! ( нем. ) , но с учетом обстоятельств, нельзя ожидать большего.

В «Крепость» Заноза приехал хорошо после полуночи. Возбужденный и деятельный, как бурундук, нашедший чужой мешок орехов.

— Агент думает, что Хольгер все еще в Европе. В Нидерландах. Ну, фигли, блин, там же день, когда у нас ночь. Кому в голову придет, что Хольгер как раз по ночам активный? Он для своих пятисот, знаешь, на удивление продвинутый параноик. Сидит на модеме, хотя в доме десяток вайфай точек. Думает, это ему поможет. Хасан, ты прикинь… — Заноза вытащил из кармана мятую пачку сигарет, — он натурально, контролирует каждый шаг. То есть, все, что делается в галерее. У агента камера работает, не переставая. Днем. То есть, когда у нас день, и в галерее подготовка к выставке идет. А сейчас они как раз на связи. Все, что за день записано — уходит к Хольгеру. Нет, про меня ни полслова, — он помотал головой, отвечая на невысказанный вопрос, — я попросил про меня не рассказывать. Вообще забыть.

Прикуривая, он всегда закрывал глаза. Если не видел огня, то и не боялся. Хасан давно эту особенность заметил. И не однажды ею пользовался. В последний раз — именно в «Петале», когда венаторы сожгли ресторан, и всех живых, кто там случился. Хотелось верить, что это был, действительно, последний раз, потому что удерживать перепуганного Занозу, не позволяя ему смотреть на огонь — все равно, что пытаться остановить поезд, держа его за колеса. Теоретически — возможно. Практически… если б Заноза ему не верил больше чем себе, ничего бы не вышло.

— Это поместье… — Заноза выдохнул дым, достал из кармана пепельницу, — что-то вроде поместья. Вилла с земельным участком. Называется Крестовник. Поменьше Февральской Луны, и охраняется хуже, но все равно есть, где побегать. Сейчас все покажу.

С шелестом развернулся подвешенный под потолок рулон экрана. Включился проектор. Засветился монитор ноутбука.

Столько суеты ради того, чтобы показать несколько картинок! Почему нельзя пользоваться бумажными картами, и чем цветные карандаши плохи для тактических схем? Тем, что с ними не так интересно играться?

Хасан смотрел на сменяющиеся на экране фотографии. Большой дом. Меньше, чем Февральская Луна, но без Эшивы отыскать Хольгера и Виолет в полутора десятках комнат на двух этажах будет непросто. Парк невелик. Ухожен так, что просматривается насквозь с любой стороны.

— Что с охраной?

— Слуги. Пятеро. Чем вооружены, пока неизвестно, но вряд ли огнестрел, сам знаешь.

Старые вампиры традиционно не доверяют современному оружию. Да и молодые предпочитают холодное. Считается, что оно надежней. Старые, те просто пользуются, чем привыкли. А молодые еще помнят себя живыми, чувствуют, насколько стали сильнее, и воображают, будто сила, скорость и координация делают их сверхъестественными фехтовальщиками и рубаками. Но Хольгер, как сказал Заноза, «продвинутый параноик». Нет смысла гадать, чем вооружены его Слуги, нужно просто последить за территорией, и уже по результатам наблюдений, думать над тактикой. Штурмовать охраняемые объекты приходилось не раз, но обычно при поддержке Слуг. В этой же ситуации Слуги — не помощники. Убивать вампиров должны вампиры, в крайнем случае — венаторы. А Слуги нужны, чтобы охранять хозяев днем. От тех, кто может прийти под солнцем. Не от мертвых, а от живых.

Сложность не в том, чтобы попасть в дом. Сложность в том, чтобы сделать это незаметно. Нельзя оставить Хольгеру возможность убить захваченных подростков.

Сделает он это, если поймет, что на Крестовник напали, и что нападение не отбить? Он достаточно жесток для этого, но одной жестокости недостаточно. Убивать людей на охоте или во время еды, и убивать — просто так, для удовольствия, вещи, все-таки, разные.

— Да как нефиг делать, — заявил Заноза. — Просто назло. Потому что гад. Orospu çocuğu [7] Сукин сын ( тур. ). .

— Необъективно.

— Он правда гад!

С этим Хасан и не спорил. Сведений насчет матери художника он не имел, но и со второй характеристикой готов был согласиться. Однако ни гадостность, ни происхождение не означали, что Хольгер непременно захочет убить детей, прежде чем убьют его самого. А вот использовать их как заложников — это он может. Тидеман рассказал, что живых держат в подвале. Значит, при штурме нужно будет попасть туда раньше Хольгера.

— Выясни, сколько лет Слугам. Прослушивание телефонов — на Арни. Наблюдение… — Хасан поразмыслил, — по двое Слуг, кроме камер. Так оно надежней.

— Рискованно, — Заноза погасил окурок, защелкнул крышку пепельницы, — там пятеро Слуг, скорее всего, старых. Старше твоих. Небезопасно даже днем.

— Перед людьми можно поставить задачу, и они ее выполнят в меру своего разумения и усердия. А камеры можно только установить. У них ни усердия, ни разумения.

— Это да. Ни залезть, куда не надо, ни выбрать, за кем следить, ни смыться вовремя. Ок. Траффик агента мы уже сниффим, оператора и айпи Хольгера знаем, соты захватим, за домом последим. И когда скажешь, тогда и на штурм.

Снова и не без успеха Заноза притворился дисциплинированным умницей. Оставалось надеяться, что те слова, которые Хасан не понял, не подразумевают ничего слишком рискованного, грозящего срывом рейда.

Сегодня цветок был без письма. Пурпурный, крупный, с изящно вырезанными лепестками и темно-золотой сердцевиной, он пах сладко и сильно, как большинство ночных цветов. Незнакомый. Не тарвудский. Заноза принес его сам. Из дома, наверное. Большинство незнакомых цветов, которые он притаскивал, были из его парка. А вот те, что присылал, сопровождая письмами — все с Тарвуда. И среди них тоже попадались такие, каких Берана никогда не видела.