Наталья Игнатова - Ничего неизменного

Драгоценный, неожиданный и от того еще более радостный подарок. Лэа, с ее искренностью, если уж хвалила, то говорила чистую правду. Но дело было даже не в похвале, не в том, что ей нравилась Журавенка, а в том, что она знала — этот сквер и этот дом придумал Мартин. И поэтому привела его сюда. Чтобы в своей манере, без намека на все, что считала сентиментальностью, глупостями и романтикой, сказать «я люблю тебя», «я думаю о тебе», показать, что ей интересно то, что он делает.

Это важно. Это хорошо. И… ну, просто хорошо! Ради того, чтобы Лэа захотела помириться именно так, стоило поссориться. Наверное. Раз уж не ссориться не получается.

— А насчет Занозы, — без предупреждения заговорила Лэа, когда принесли мороженое, четыре разноцветных шарика с четырьмя разноцветными топингами, — я не говорю, что он хочет захватить Тарвуд и напустить вампирскую чуму на всю вселенную. Это же Заноза, господи, покажи ему больного чумой, и он последнюю кровь отдаст, чтоб его вылечить. Нет, он у нас хороший. Но только когда сытый. Чем он голоднее, тем опаснее. Ты об этом помнишь?

— Мы с тобой его вообще без крови видели, голодным до смерти, и ничего.

— Он двигаться не мог. А то неизвестно, что было бы. И что бы от нас осталось. Мартин, не зли меня снова. Вампиры теряют разум, когда теряют кровь, это правило без исключений. Мне бы очень хотелось, чтоб ты всегда знал, что Заноза может стать опасен. Или я начну переживать за тебя, и запрещу вам пить вместе.

Мартин не рассказывал ей про «Нандо». Не рассказывал о том, как Заноза дал ему пистолет, велел стрелять, если он слишком долго будет пить кровь у какой-нибудь из пришедших к нему девушек. Голодный Заноза был опасен настолько, что даже сам это понимал. И сам себя боялся.

Смешной упырь.

Действительно, страшный.

Но даже если он потеряет разум и кровь, сохранив способность двигаться, даже если голод станет единственным чувством, Лэа может не бояться за Мартина. Его кафарх [11] Кафарх ( зароллаш ) — хищник; чудовище; изверг; отважный воин; свирепый зверь. Традиционно для зароллаша, значение зависит от интонаций. только и ждал возможности сойтись в бою с тварью, которой станет Заноза.

Нет… не в бою. Заноза сказал, это будет игра. И она понравится им обоим, даже если один ее не переживет.

— К тому же, — сказала Лэа, облизывая ложечку, — мы ему больше не нужны.

И Мартин вернулся в реальность.

— Занозе?

— Ну, конечно! Ему от нас больше ничего не надо. У него весь город в друзьях, он свой в магистрате, корешится с Орсонами, и старшим, и младшим, а это значит, что у него и в Замке свои люди есть. Завязался с этой дурой в дредах, чтобы выйти на студентов из академии, теперь с ним все деканы знакомы и здороваются. Он даже с лейтенантами Стражи подружился. Со всеми четырьмя. И с директором технического училища. Училище-то ему зачем?

— Работников на мельницу ищет. Или наоборот? А, да! Вспомнил, — Мартин ухватился за последний вопрос, потому что совсем не хотел думать обо всем остальном, — он каких-то детишек нашел, подростков, которые могли бы у него работать. И хочет, чтоб они еще и учились.

— Зачисление по протекции. Считай, коррупция. Прямо у нас на глазах. Вот об этом я и говорю — Заноза делает что хочет, и всем это нравится.

— Коррупция? Лэа… да у пацанов мать-поденщица, ни на учебу денег не собрать, ни к экзаменам подготовиться. Заноза им платить будет, но хочет, чтоб учиться их уже этой осенью взяли.

— Мартин, я ж говорю, всем нравится. Мне тоже. Ничего не поделаешь. Но потому-то мы ему больше и не нужны, что он и без нас прекрасно обходится.

— Нет, — Мартин покачал головой. — Не обходится. Иначе не приходил бы в гости. И за тобой не ухаживал.

— И с тобой не пьянствовал, — Лэа поднесла к его губам ложечку с мороженым. — Очень вкусно. Попробуй. Я и говорю, Заноза у нас хороший. Но обещай мне…

— Я помню, помню. Бояться его, когда он голодный. Закидывать бутылочками с кровью с безопасного расстояния.

— Можешь закидывать его живыми женщинами, в них крови больше. Да хоть на ухвате подавай, главное, сам близко не подходи. Иначе никаких вам больше совместных пьянок. Мне мои нервы и твоя безопасность дороже хороших отношений с красивыми английскими мальчиками.

Но не дороже отношений с мальчиками из Питера.

Не шла бы речь о Занозе, Мартин не вспомнил бы о Погорельском. Он давно научился не думать о нем и обо всем, что с ним связано. Но Заноза ворвался в их с Лэа жизнь со своими вопросами, со своими глупыми правилами, с дурацкими принципами. Лэа говорила о нем, а Мартин уже не мог не думать о том, что говорил сам Заноза.

«Лэа любит тебя. Так почему ты думаешь, что она хочет, чтоб тебе было плохо?»

Если нежелание сделать плохо, сделать больно — одно из мерил любви, то Лэа любила как-то иначе. Не по правилам Занозы.

Ну, и что? Любила ведь. Для Мартина это было самым главным.

На мельнице всегда было шумно: днем и ночью текла вода, крутилось колесо, вращались жернова. Но шум казался обернутым в тишину — город далеко, и деревня неблизко, поэтому ничего, кроме самой мельницы и запруженной реки, не издавало громких звуков. По ночам тут стрекотали кузнечики, плескала рыба и свиристели какие-то птицы — это было частью тишины, чем-то вроде ее дыхания. А вот днями почти всегда было многолюдно, и тогда казалось, что деревня умудрилась подкрасться и окружить мельницу и плотину.

Берана из любопытства пару раз приезжала сюда в разгар дня. Познакомилась с вдовой Карлой Мазальской и ее сыновьями, Вугом и Югалом. Заноза их называл пацанами, и Берана думала, что он взял работать на мельницу каких-то детишек, а оказалось, что «пацаны» — здоровые как кабаны, и взрослые: одному пятнадцать, другому шестнадцать. Пока из Боголюбовки везли остатки прошлого урожая, Мазальские справлялись втроем: Карла присматривала за порядком, записывала, кто и сколько привез, помечала мешки с зерном и льняным семенем, оставленные в амбаре, а ее парни засыпали зерно в жернова, таскали мешки с мукой, крупой и толокном, ворочали бутыли с маслом, и что там еще надо делать на мельнице? В общем, делали все, что умели. После нового урожая их троих уже не хватит. Нужно будет нанимать еще работников. Вугу и Югалу Мазальским предстояло учиться, а потом командовать всей мельницей, то есть, тем, чем она станет, когда учеба закончится. Заноза покоя не знал, в планах у него были сукновальня и лесопилка, и, возможно, кузница. Насчет последней он сомневался, потому что огня сильно не любил, но Берана-то знала, что и кузница будет. И еще что-нибудь.