Наталья Игнатова - Ничего неизменного

Берана не разговаривала с ним. И если б только с ним, это было бы еще ничего. Хоть какая-то реакция, пусть и не свойственная прежней Беране, всегда готовой обрушить на обидчика поток обвинений, запутаться в них и убедить себя в том, что никто, в сущности, ее не обижал. Берана обвиняющая или Берана не разговаривающая с кем-то принципиально, это все равно была бы Берана, реагирующая на обиду. Но нет, она не обижалась, не сердилась, и не разговаривала. Ни с кем. На вопросы отвечала. Если вопросы были по делу — отвечала по делу, если о ней самой — недоумевала, и говорила, что у нее все в порядке. Растягивала губы в резиновой улыбке, приветствуя знакомых. Со всеми была вежлива. Но… не было ее. Вообще не было. Заноза попробовал ее зачаровать, чтоб разговорить, выяснить, что же происходит, и будто провалился в пустоту. Мерзкое ощущение, все равно как, рассчитывая ступить на ровную поверхность, не заметить ступеньки вниз.

С ним такого не случалось со дня смерти. То есть, промахнуться со ступеньками не случалось. А дайны никогда так не работали. На дайны всегда есть реакция, правильная или неправильная, но есть. В первый раз за сто пятнадцать лет их воздействие прошло незамеченным. Фу!

Ситуация была настолько невероятной, а ощущение настолько гадким, что Заноза даже забыл впасть в депрессию из-за своей никчемности. А ведь в нормальных обстоятельствах неправильно сработавший дайн был поводом для затяжного сплина.

Мигель, от которого не укрылись его попытки достучаться до Бераны хотя бы с помощью дайнов, попросил улучить минуту для разговора. Пришел за столик под лестницей с бутылкой текилы, и, после первой, сказал без обиняков:

— Это не вы с ней сделали, сеньор Сплиттер, но тот, кто это сделал, давно за вами следит. За вами обоими. Что бы с Бераной ни случилось, одной ссоры для этого недостаточно. Дочка у меня взбалмошная, но отходчивая, и совсем не дура. Кто-то ей давно и долго печень клевал насчет вас. Не может такого быть, чтобы у парня с девушкой без разладов обходилось, верно? И у вас не обходилось. А Берана мне ничего не рассказывала. Советов не спрашивала. Она не из тех, кто все в себе держать будет, значит, есть кто-то еще, к кому она может пойти. И про кого мне не рассказывает. Сейчас уже и не расскажет. У сеньора Халькона я спрашивал, — Мигель приподнял бутылку, видимо, подразумевая, что с сеньором Хальконом тоже поговорил не на сухую, — а он сказал, что сам не понимает, что с Бераной. Значит, не к нему она за советами ходила. У Бераны друзей много, — Мигель вздохнул и выпил, — даже маги есть. Не хочу думать, что кто-то из ее друзей оказался врагом, но больше-то думать нечего.

— А я всех на острове знаю, — продолжил Заноза его мысль, — и мне проще будет найти среди друзей Бераны того, кто с ней это сделал. Мигель, а что «это»? У тебя мысли есть? Что с ней случилось?

Мигель просверлил его взглядом. Глаза были черными, как холодный уголь. Но живыми. Куда живее, чем яркие, синие и пустые глаза Бераны.

— В вашей англиканской церкви ничему полезному не научат. Слишком много вы думаете, слишком мало верите. Душу у Бераны забрали, сеньор Сплиттер. Потому я и пошел сначала к сеньору Халькону.

— То есть… ты что, решил, что Мартин… что это он?

— Англиканец, — вздохнул Мигель. — Вы, может, вообще там в демонов не верите? При всем моем уважении, сеньор Сплиттер, демоны существуют, и сеньор Халькон — демон. Я ему верю, для него Тарвуд — все равно, что родной феод, он сам никого тут не обидит, и другим в обиду не даст. Но в последние недели, с тех пор, как сеньорита дю Порслейн у нас поселилась, он все меньше похож на человека. И я решил, что Берана могла показаться ему подходящей добычей. Я ошибся, — продолжил Мигель веско, когда разлил по третьей, — сеньор Халькон не знает, что случилось с Бераной и кто взял ее душу. Сам он ничего ей не сделал, потому что сеньора Халькон извелась бы и его извела, если б душа Бераны оказалась ему нужна. Благослови Господь ревнивых женщин! Много зла от них, но есть и польза.

Заноза хотел бы научиться ходить по временным потокам с непринужденностью Мартина. Вот было бы хорошо, сначала решить все проблемы на Тарвуде, спасти Берану, потом решить все проблемы в Алаатире, уничтожить Хольгера, потом — снова на Тарвуд. К сожалению, одного только умения задавать нужные координаты на временной оси, было недостаточно. Потому что проблемы невозможно решить полностью, и одни тянут за собой другие, и процесс бесконечен. Надо либо вовсе забыть об одном из миров, либо… как-то справляться.

В то, что у Бераны «забрали душу», он не поверил. Не потому, что принадлежал к англиканской церкви, ясное дело. Конфессия тут, вообще не причем. Разубеждать Мигеля незачем — католики полны суеверий — но здравомыслящий человек версию потери души даже рассматривать не станет.

А здравомыслящий вампир?

Здравомыслящий вампир-англиканец, который точно знает, что душа — не более, чем метафора. А еще — что демонов не бывает, и вампиров не бывает тоже.

Заноза дал парадоксам полную свободу сталкиваться, разлетаться, перемешиваться калейдоскопом странных, бесполезных мыслей. Это было привычное состояние. Комфортное. Куда лучше, чем вдруг открывающееся понимание жесткой, насильно навязанной логичности вселенной, сводившее с ума на дни, а то и недели.

— Мигель, ты знаешь Порт. У Бераны там полно друзей, но это и твои друзья тоже. К кому она могла ходить в Адмиралтействе? Только не на первых двух этажах, а выше, за закрытые двери?

Мигель покачал головой.

— Там ничего нет, сеньор Сплиттер. Ничего живого. Двери закрыты по приказу Койота, чтоб не выпустить Голема. Не знаю, слышали вы о нем?

— О Големе слышал.

О Койоте он тоже кое-что знал. Тот был хозяином Порта, хотя спроси о нем впрямую любого из вожаков портовых банд, и услышишь, что Койот — такой же, как все. Ну, да, если возникают между кем-нибудь непонятки, то за справедливостью идут, конечно, к нему. И если денег надо срочно и позарез. И если с тарвудскими таможенниками не получилось договориться. И если Замок вдруг заинтересовался чем-нибудь в Порту, что не должно быть интересно. И еще, и еще, и еще. Много по каким поводам, много с какими бедами, за самой разной помощью ходили портовые люди к Койоту.

— Я с ними не знаюсь, — сказал Мигель. — Ни с ним, ни с Медвежатником. Тот у Койота правая рука. И Берана тоже ни с тем, ни с другим дружбу водить не станет. Не те это люди, знакомством с которыми можно гордиться, понимаете меня, сеньор? Но порядок в Порту они держат. И Голема заперли в башне не зря. Управлять им никто не может, вырвись он, и от Порта ничего не останется, кроме старых зданий. Тех, что построены до того, как его к Тарвуду притянуло. Они-то прочные, — Мигель разлил еще по одной, бутылка пустела, но огромный мексиканец был трезв, как в начале вечера, — прочные, как замок. У нас так только гномы строить умеют. Словом, двери заперты, Голему их не сломать, так он по верхним этажам и бродит. А Бераны там быть не могло.