Галина Романова - Дом с привидениями

— Она заставляет себя ждать, — негромко произнесла самая молодая, пышнотелая, довольно небрежно, как-то по-деревенски одетая рыжеволосая женщина. — Как всегда!

— Что поделать, — вздохнула ее соседка. — До полуночи еще есть время.

— Совсем немного, — продолжала рыжая, запрокинув голову, словно что-то могла рассмотреть в разрывах туч. — Не более получаса.

— Мы ждем совсем недолго, — откликнулась третья. Она сидела удивительно прямо, двумя руками держась за трость, и, пожалуй, единственная из всех имела право именоваться старухой. — Имейте терпение!

Резко, словно сквозь них продирался кто-то большой и тяжелый, зашумели ветки деревьев у них над головами. Потом что-то упало на траву с ближайшего дерева, и почти сразу послышался голос:

— Перемываете косточки?

Три дамы вздрогнули и обернулись — возле дерева стояла довольно-таки богато одетая молодящаяся брюнетка с вуалью вдовы на шляпке.

— Сестра Виктория, вы, как всегда, точны! — промолвила старшая из трех дам, поджав губы.

— В отличие от вас у меня есть в городе дела, — откликнулась та, обогнула скамейку и уселась на край. — Что случилось?

Дамы переглянулись. У их знакомой Виктории имелась небольшая лавочка, где та торговала кустарными сувенирами и настойками собственного изготовления. Два городских аптекаря недолюбливали ее, но поделать ничего не могли. Лавочку давно бы уже прикрыли, если бы не супруга городского головы, его высокоблагородия господина Вышезванского, которая утверждала, что ей от мигреней помогают только капли матушки Виктории.

— Что случилось? — повторила она.

Дамы переглянулись, словно застигнутые на месте преступления.

— Моя племянница, — наконец выдавила старая дама с тростью и как-то сразу съежилась под взглядом Виктории.

— Та самая?

— Да.

— Что с нею?

— Ничего. Пока ничего. Но я получила знак. И завтра на рассвете выезжаю к ней.

— Почему? Она собирается вернуться?

— Не знаю. Но моя поездка к ней будет очень удачна. Я собираюсь вернуться не одна! — И она гордо выпятила подбородок.

— Елена возвращается? — встрепенулись остальные слушательницы. — Как? Почему ты нам ничего не сказала, сестра Маргарита? Вот так сюрприз! — посыпались восклицания со всех сторон.

— Я хотела сохранить все в тайне, — поджала губы та, которую назвали сестрой Маргаритой. — Кроме того, знаки, полученные мною, нельзя толковать однозначно. Но, как бы то ни было, мы можем снова надеяться.

— А я сообщу куда следует, — решительно сообщила Виктория.

Три дамы вздохнули, но ничего не сказали — в подобных делах последнее слово всегда оставалось за нею. И останется таковым еще долго.

Где-то в парке заухала сова. Ей ответила другая. Испуганно заорали сонные вороны, захлопали крыльями в ветвях огромных тополей. Дамы с тревогой огляделись по сторонам, а потом одна за другой поднялись со скамейки и, коротко попрощавшись, отправились по дорожкам в разные стороны. Задержалась только Виктория. Она поднялась последняя, не спеша обошла скамейку и, подойдя к ближайшему дереву, с удивительным для ее возраста и сложения проворством полезла наверх. Не прошло и минуты, как она скрылась в кроне.

Налетел ветер. В его вихре что-то большое пролетело над парком и скрылось вдали.

Утром девочка проснулась поздно. Обычно ее будила мама — наклонялась, гладила по голове, целовала в щеку и говорила что-нибудь ласковое. Например: «Доброе утро, малышка! Открывай глазки! Пора собираться на занятия!» А сегодня утром мама не пришла.

Девочка встала, сунула ноги в домашние туфли, прислушалась. В доме кто-то был, и она сначала обрадовалась: раз есть люди, значит, все идет, как обычно и он только приснился. За стеной в противоположном конце коридора слышались шаги, голоса. Всхлипывала и приглушенно причитала какая-то женщина. Наверное, кухарка, сообразила девочка. Она жила во флигеле и ночевать уходила к себе, но приходила на рассвете и вместе со Стешей хлопотала по хозяйству, иногда приводя и своего чуть придурковатого, но очень сильного сынка — если старику Парфену требовалась помощь. Да, наверное, это она. Но почему она… плачет? И почему ей отвечают чужие голоса? А где папа и мама?

Девочка распахнула дверь.

В противоположном конце коридора возле спальни ее родителей толпились незнакомые люди — все в мундирах и сюртуках. Дверь в комнату была распахнута. На пороге всхлипывающая кухарка что-то рассказывала незнакомому человеку в синей форме городового.

— Мавра Игнатьевна? — позвала девочка. — А что слу…

Слова замерли у нее на губах — кухарка глухо вскрикнула и бросилась к ней. Обняла большими мягкими руками, прижала к переднику и зарыдала в голос.

— Бедная ты моя, несчастная, — слышалось сквозь рыдания.

Девочке стало страшно. Защипало в носу, горло перехватило.

— Мама? Где мама?

Мавра Игнатьевна запричитала громче.

— Позвольте, — городовой оказался рядом, — ты кто? Дочка? Как тебя зовут?

Девочка взглянула в пронзительные глаза чужого человека.

— Анна, — тихо прошептала она. — Анна Рита…

Папе не нравилось такое имя. «Либо Анна, либо Маргарита! — говорил он. — И никак иначе!» Но мама настояла на своем. Тем более что ее фамилия была самой для этого подходящей — Сильвяните.

— Это дочка… их, — всхлипнула кухарка.

— Понятно, — протянул городовой. — Скажи, ты ночью что-нибудь слышала?

— Слышала, — кивнула она.

— А что? — Мужчина подобрался, достал откуда-то блокнот и карандаш, приготовившись записывать. — Расскажи.

— Я слышала, — Анна Рита посмотрела на соседку, потом попыталась из-за спин взрослых увидеть, что происходит возле спальни родителей, — голоса. И шаги. По дому кто-то ходил.

— Чьи голоса?

— Мамы, папы и… — Она осеклась, не зная, стоит ли говорить про него. — Не знаю.

— Незнакомый голос?

— Да.

— Мужской или женский?

— Не знаю. — Девочка ни разу не задумалась над этим и впервые растерялась, отвечая на вопросы. — Слишком тихо говорили. Я не знаю, о чем…

Мавра Игнатьевна всхлипывала и время от времени что-то шептала прерывистым дрожащим шепотом.

— А кто ходил?

— Не знаю. Я лежала тихо-тихо…

— И в комнату к тебе никто не заходил?

Анна Рита помотала головой.

— И ты сама не выглядывала и ничего не видела?

— Нет. Я… испугалась.

— Хорошо. — Городовой выпрямился, убрал блокнот, в который записал всего одно или два слова, и неловко погладил девочку по голове, кивнув кухарке. — Можете отвести ее на кухню и накормить. А ты, — он задержал ладонь на растрепанных со сна волосах девочки, — если что-то вспомнишь, обязательно расскажи.

Женщина взяла девочку за руку, но Анна Рита вырвалась:

— Я хочу знать, что случилось с мамой и папой!