Галина Романова - Дом с привидениями

— А теперь иди, поздоровайся с маткой!

В стороне стояла ведьма. Под тонкой рубашкой просвечивало ее тело, такое красивое, что Анна невольно вздохнула от зависти и мельком подумала о том, что даже Валерии Вышезванской далеко до этой красавицы. У ведьмы было миловидное точеное лицо, горящие глаза под бровями вразлет, длинные светлые волосы, спадающие чуть ли не до колен, и мягкие губы, сейчас сурово сжатые в тонкую нитку. Она скрестила руки под пышной грудью и строго смотрела на девочку. В отличие от остальных, она носила на шее ожерелье из разноцветных камешков, а на волосах красовался венок из поздних осенних цветов.

— Главная матка, — прошептала оказавшаяся рядом сестра Виктория.

Анна покосилась на старшую ведьму и заметила у нее на лице зависть. Главная матка была моложе, красивее и, наверное, сильнее — девочка ничего в этом не понимала, но догадывалась, что это могло быть.

Тетя Маргарита взяла племянницу за руку с другой стороны и сделала шаг вперед, почтительно кланяясь:

— Мы просим помощи в одном деле, матка. Вот, смотри, что у нас есть!

Она подняла руку вверх. В ее кулаке была зажата прядь волос. Анна вспомнила, что сама вцепилась Валерии в косу и вырвала несколько волосинок. Красавица улыбнулась:

— Это другое дело! — и махнула рукой. — Так завершим же его! Котел! Живее!

Ведьмы засуетились. К одному из костров подтащили котел, установили его на треножнике. В десяток рук, помогая друг другу, натаскали воды, покидали в нее сушеную траву. Главная матка стояла над водой, и под ее взглядом она быстро начала закипать. На поверхности показалась пена. Запахло травами.

— Жертву! — приказала ведьма, протягивая руку.

Анна вздрогнула, но одна из ведьм уже протягивала главной матке черную курицу. Не глядя, женщина свернула птице шею, резким рывком вовсе оторвав голову, и перевернула тушку. Кровь закапала в котел. Завоняло паленым. Голова птицы полетела в котел, а обезглавленная тушка — в пламя костра.

— Дань! — последовал новый приказ, и на сей раз кто-то из темноты протянул матке живую змею.

Та отчаянно извивалась, словно предчувствуя свой конец, но и ее постигла та же участь.

— Еще! — Главная матка без трепета сунула руки в котел с кипящей водой. Анна невольно зажмурилась — наверное, это очень больно! — и пропустила окончание колдовства. Она открыла глаза, когда ее кто-то сильно толкнул в спину, заставляя смотреть.

— Запоминай! — прошипел чей-то голос. — И готовься!

Костер дымил — едкий черный дым от брошенных в пламя животных окутывал котел и главную матку, которая, раскинув руки, стояла над ним и, запрокинув голову к небу, что-то пела на незнакомом языке. Остальные ведьмы подтягивали ей — кто мычал без слов, кто просто тянул одно и то же: «Аа-а-а! А! Аа-а-а! А-а!» — кто бормотал про себя негромким речитативом, притоптывая на месте.

— Иди!

Анну толкнули в спину — мол, не стой столбом. Девочка несмело сделала шаг, другой. Ведьмы расступались перед нею, не переставая петь и мычать. Кто-то — наверное, тетя Маргарита — сунул ей в руку прядь волос. Анна заробела. Хотелось убежать, спрятаться, но ее подталкивали, приглашали, манили. Под песню ведьм она приблизилась к котлу, задержала вдох от чудовищного жара и робко протянула пряди волос главной матке. Та взглянула сквозь нее страшными холодными глазами:

— Ты!

От огня было жарко. Пот тек ручьями, голова кружилась от дыма. Хотелось бежать без оглядки, но ноги были словно ватные. Чувствуя, что теряет от удушья сознание, Анна протянула дрожащую руку — и вскрикнула, когда жесткие пальцы сомкнулись на ее запястье. Кулак разжался. Волосы упали в кипящую воду.

— Желай!

— Чего желать? — пискнула Анна.

— Желай! — заорали ведьмы хором.

Животные, затершиеся в толпу, рычали, мяукали, визжали.

— Желаю, — закричала и девочка, — чтобы им было плохо! Очень плохо! И… страшно! Очень страшно! Так, что хуже быть уже не может! — И, не зная, что добавить, воскликнула: — Чтобы по этой Валерии лягушки ползали, а она не могла их прогнать! А по Калерии — пауки! А по Конкордии — крысы! А по Анастасии — червяки! Много червяков! Вот!

Задохнувшись от внезапно накатившей на нее ненависти, она выпрямилась, сжимая кулаки и тяжело переводя дух. От запаха трав и горелых перьев кружилась голова.

Вода внезапно взбурлила. Со дна поднялся такой огромный пузырь, что, когда он лопнул, всех обдало брызгами. Анна невольно зажмурилась и вздрогнула от слитного рева:

— Принята!

— Твоя просьба принята. — Главная матка взяла девочку за руку. — А теперь смотри! — взвыла она, подтаскивая девочку ближе. — Хорошенько смотри. Что видишь?

Ее схватили за шею, заставили наклониться над кипящей водой. Пар дохнул в лицо, окутал голову. Анна закашлялась, попятилась от жара, но главная матка держала крепко.

— Смотри! — взвыл над ухом ее низкий голос. — Видишь что-нибудь?

Анна заставила себя взглянуть в кипящий котел:

— Н-нет…

— Думай!

— О чем? — испугалась девочка.

— Смотри! Ищи! Ты знаешь, что искать!

Ее встряхнули за шиворот, как щенка, и Анна запаниковала. Что она должна увидеть?

И внезапно поняла, что смотрит откуда-то сверху на занесенный снегом дом. Деревянный. Трехэтажный. С высокой двускатной крышей. Весь погружен во тьму, и лишь в одном окошке на втором этаже теплился свет. Огонек свечи. Это — там…

— Вижу, — прошептала девочка. — Вижу! В самом деле!

Чьи-то руки подхватили ее поперек туловища, высоко и сильно вздернули над собравшимися. Ведьмы разразились приветственными криками.

— Какая хорошая девочка! Наша девочка! Смелая девочка! — раздавались голоса. — Это надо отпраздновать! Скорее! Скорее! Праздник! Танец!

Подбадривая друг друга, они кинулись врассыпную, оставив Анну одинокой и растерянной. Внезапно рядом с нею возникла тетя Маргарита, взяла племянницу за руку.

— Что дрожишь? — Тетя посмотрела сверху вниз.

— Мне страшно, — шепотом призналась девочка.

— Не бойся! Сейчас будет праздник в твою честь. У нас так редко бывают новенькие… И ничего не бойся. Тебя тут никто не обидит!

Подбежавшие ведьмы схватили тетю и племянницу за руки, потащили в круг поближе к костру. Две девушки с поклонами поднесли им чаши с темной жидкостью. Одна из них была так похожа на Аглаю Солонцовскую из их школы, что Анна даже попятилась. Но эта девушка была намного красивее. У нее было живое подвижное лицо и теплая улыбка.

— Угощайся, — певуче протянула она. Голос тоже был похож на голос Аглаи, но звонкий, счастливый.

Девочка сделала глоток. Это оказался очень крепкий чай, настоянный на травах. Он не царапал и не обжигал горло, как тот напиток, с которого все началось, но был таким же крепким.