Галина Романова - Дом с привидениями

— Приснилось, — категорично повторила тетя.

Анна почувствовала разочарование. Но ведь ее руки и ноги были целыми, без единой царапины. И одежда тоже. И Печать… Девочка вспомнила, что не знает, как и куда ее дела. Только во сне вещь может пропасть вот так внезапно. Значит, правда? Значит, ночного похода не было? И Мертвого Дома не существует… Задумавшись, она села на стул, придвинула тарелку с овсяной кашей.

— Ты рассказывала вчера о том, что девочки хотели тебя куда-то пригласить, — напомнила ей тетя. — Может быть, тебя это так потрясло, что ты сама и вызвала себе такой сон про старый дом.

— Может быть, — уныло согласилась Анна, ковыряя ложкой кашу. — Тетя, а можно, я не пойду на уроки?

— Нет. — Пожилая дама поднялась. — Ты пойдешь. Завтра или послезавтра — может быть, и останешься дома, но вот сегодня пойдешь обязательно. Хотя бы для того, чтобы самой разобраться с девочками, которые тебе приснились. Ешь. Я пока напишу записку и объясню твое опоздание!

В кашу были покрошены кусочки груши. Тетя Маргарита их терпеть не могла и никогда не ела, предпочитая яблоки. И вдруг… Терзаясь догадками, Анна подняла голову, окинула взглядом кухню — и вздрогнула.

На противоположной стене проступило три слова:

«Это не сон».

Анна спешила в гимназию, не чуя под собой ног. Только встретившись с одноклассницами, она сможет понять, где сон, а где явь. И пусть над нею будут смеяться — что ж. Зато она узнает правду.

Конечно, она опоздала, когда девочка, задыхаясь от быстрой ходьбы, добралась до ворот, уже полчаса как прозвенел звонок на урок. Но в классы никто не спешил. Девочки, от самых младших, до самых старших, толпились в коридоре. Слышался гул голосов, всхлипы, удивленные восклицания. Куда-то пробежала расстроенная классная дама. Отдельной группой стояли горничные, няни и гувернантки, провожавшие воспитанниц на уроки. Они испуганно шептались, озираясь по сторонам. Похоже, занятия отменили.

Появление Анны поначалу никто не заметил. Она протолкалась сквозь толпу, отыскав своих одноклассниц.

— Ты? — вытаращилась на нее Илалия. — Пришла?

— Да. Я опоздала. Проспала… Мне тетя записку написала… Вот! — Анна полезла в сумку. — А что случилось? Почему нет уроков?

— Девочки пропали!

Рука с протянутой запиской замерла в воздухе:

— Кто?

— Ламбрехт, Сущевская и…

— Застольная, — пробормотала Анна.

— Что? — Ее услышали. — А ты откуда знаешь?

Молчать! Не выдавать себя! Если кто-то узнает, что она была последней, кто их видел живыми… если хоть одна живая душа узнает, где они были…

— Я просто… просто вы помните, о чем мы вчера говорили? — выкрутилась Анна. — Они еще предлагали мне сходить в какой-то старый дом.

— Я помню, — кивнула Илалия. — А вы разве не ходили?

— Я не знаю, ходили ли они. — Анна постаралась, чтобы ее голос звучал спокойно. — Меня тетя не пустила. Но они, наверное, пошли.

— В Мертвый Дом? — девочки переглянулись, сблизили головы, зашептались.

Анна прислушивалась. Про Мертвый Дом она знала и теперь внимала подробности.

Да, это была правда. Про дом, называемый Мертвым, так или иначе знали все дети. Взрослые смеялись над детскими фантазиями, осаживали их. Но дети продолжали время от времени бегать на его поиски. Самое интересное, что в его существование верили до определенного момента. Становясь старше, подростки, а потом и взрослые то ли забывали про него, то ли переставали верить. Даже те, кому когда-то выпадала удача отыскать дорогу к Мертвому Дому, — и те заявляли, что все это сказки и городские легенды, не имеющие под собой основания. Тем более что далеко не все из детей, ходивших туда, возвращались домой. Про это тоже все помнили. И когда исчезал еще один ребенок, только другие дети и знали точно, что случилось. Взрослые пытались находить другие причины, несмотря на то что в своем детстве в его существование верили. И теперь девочки не сомневались, что их исчезнувшие подруги все-таки отправились в Мертвый Дом.

Занятия в тот день тем не менее, хоть и с опозданием, но начались, однако никого к доске не вызывали, никого особенно не ругали за неопрятную форму, за невыполненное домашнее задание или забытую тетрадь. Учителя ограничивались тем, что давали самостоятельные работы — прочесть главу из учебника и написать потом ответы на вопросы по прочитанному материалу. На арифметике их просто посадили решать примеры, а уроки сольфеджио отменили вовсе — пианистка так плакала, что просто не могла сосредоточиться. На переменах на третьеклассниц с печальным и сочувствующим любопытством посматривали все. Даже те учителя, которые вели занятия в других, старших, классах, и то скорбно кивали головами.

Сами девочки ходили притихшие. Пустые парты Валерии Вышезванской и ее подруг Анастасии, Калерии и Конкордии невольно притягивали взгляд. Анна поймала себя на мысли, что то и дело оборачивается назад на стол, который занимала Анастасия Сущевская. Все девочки сидели вместе, держась поблизости, и в центре класса обнаружилось как бы пустое место.

Еще на первом уроке классная дама решила было пересадить учениц так, чтобы как-то заполнить пустоту.

— Так, — промолвила она, опасаясь смотреть на класс, — я решила вас пересадить. Ольчевская! Ты сядешь вот сюда. Гавердовская, ты вот за эту парту, а…

— Простите, — Илалия покраснела, как маков цвет, — но можно я останусь на месте?

— Я тоже не хочу пересаживаться, — пискнула маленькая Фаина и втянула голову в плечи, становясь еще меньше.

— Почему? Эти места ближе к доске и…

— Но это место Калерии. — Илалия указала на парту. — Я не хочу его занимать.

— А там сидела Валерия, — совсем тихо, по-мышиному, пропищала Фаина. На глазах ее показались слезы.

— Девочки, как это понимать? — опешила классная дама.

— Я не хочу. — Фаина уже плакала. — Не хочу на это место! Это стол Валерии! Я не стану его занимать… Пожалуйста! Очень вас прошу!

— Хорошо, — сдалась классная дама. — Тогда на это место сядет… Железняк!

Но и эта девочка упрямо отказалась покидать свое место на задней парте. Весь класс взбунтовался — никто не хотел садиться за опустевшие парты. И в конце концов все осталось по-прежнему.

Когда Юлиан открыл глаза, было уже светло. Открыл — и тут же закрыл их снова. Яркий свет с непривычки больно резанул по зрачкам. Юноша тихо застонал.

— Очнулся? — послышался рядом незнакомый голос.

Он осторожно разомкнул ресницы, одновременно прислушиваясь к ощущениям. Выходило, что он лежит на жесткой постели, укрытый меховым тулупом. Пахнет дымом, домом, печеным хлебом, молоком. От тулупа несет овчиной. Рядом умиротворяюще мурлычет кошка, потрескивает в печи огонь. На улице, если прислушаться, слышен шум. Обычный деревенский шум.