Татьяна Устименко - Суета вокруг кота

— Не очень! — подтвердил Леон, сопроводив свои слова печальным кивком. — Извините, если сую нос куда не следует, но ее величество посвятила меня в подробности вашей семейной драмы.

— Так какого же тогда лотоса я теперь ей понадобилась? — не удержавшись, сердито ругнулась я. — А король… Он знает о нашей встрече?

— Нет, — недовольно поморщился Леон, — ибо моя миссия сугубо секретна. Я являюсь старшим камергером королевы и прибыл сюда по ее личному распоряжению.

— Понятно, — хмыкнула я, прихлебывая из кружки и бесцеремонно закусывая с тарелки долговязого камергера. — Моя сестрица ударилась в политику. Занятно. А я-то считала, будто она только и умеет, что истерики закатывать и в обморок падать. Похоже, три истекших года здорово ее изменили.

— Похоже… — задумчиво согласился Леон, наблюдая за мной, но тут же встрепенулся и спохватился: — Ой, извините, ведь я же обещал угостить вас обедом. Хозяин!.. — зычно закричал он, и вскоре вокруг нашего стола шустро забегали подавальщики, поднося всевозможные блюда и напитки.

Господин Леон не поскупился на угощение. Спустя полчаса я сыто отвалилась от тарелок, блаженно вздохнула, деликатно поковырялась в зубах извлеченной из вазочки зубочисткой и чуть осоловело поинтересовалась:

— Я так понимаю, королева прислала вас отнюдь не для того, чтобы малость подкормить свою отощавшую в трущобах сестрицу? Не так ли, мнимый господин камергер?

— Конечно, не для этого, — возмутился королевский посланец. — Кстати, что за ироничный тон вы себе позволяете? Да за кого вы вообще меня принимаете?

— Сударь, — насмешливо начала я, наметанным в таких делах взглядом окидывая его высокую, подтянутую, безупречно элегантную фигуру, — на ночь глядя вы притащились в самый злачный кабак, дабы встретиться с девушкой сомнительной репутации. Вы приехали на извозчике, ибо не приучены ходить пешком, а в собственном экипаже побоялись быть узнанным. Вы оделись в скромный, но все-таки слишком дорогой для этого места наряд. И потом — эта серебряная булавка в жабо, эта золотая пряжка на поясе… Не говоря уж о перчатках из кожи белой змеи, которые стоят целое состояние. Вы приехали просить, но делать этого не умеете. Так за кого же я должна вас принимать?

— А… э… — Леон захлопал глазами и растерянно провел рукой по коротко стриженным, густо намазанным ароматическим воском волосам — единственной сибаритской детали своей внешности, о которой умолчала проницательная я. — Кажется, вы меня раскусили, я не камергер. Я…

— Бесценный мой господин, — слово «бесценный» я нарочно выговорила с особым чувством, явно получая удовольствие от того, что мне представилась возможность поставить на место столь важного и уверенного в себе типа, — да будьте вы кем угодно. Для меня оный факт не имеет ни малейшего значения. Мне наплевать на поручения сестрицы и неинтересна ваша просьба, она и так уже понятна. Очевидно, королева вляпалась в какие-то крупные неприятности и рассчитывает на мою помощь… Так вот, я отказываюсь ей помогать, поскольку ее проблемы меня не волнуют. — Я махнула рукой в направлении двери и нагло напутствовала: — А вам — до свидания. В добрый путь. Спасибо за обед.

Господин Леон аж побледнел от возмущения.

— Никуда я не пойду! У меня деловое предложение, и вы его выслушаете! — Он решительно отчеканил каждую букву и ультимативно стукнул по столу крепко сжатым кулаком.

Я удивленно вскинула брови. Ничего себе заявочка!

Тем временем господин Леон привстал с места, потянулся к сумке, висящей на гвозде у него за спиной, достал из нее увесистый, чем-то туго набитый мешочек и со всего маху нервно опустился обратно на скамью. Увы, похоже, его день не задался с самого начала и, хотя солнце уже отправилось на ночной отдых, удача сего почтенного мужчины по-прежнему крепко спала — наверное, именно поэтому мой пышущий гневом собеседник случайно водрузился на самый край скамьи!

К несчастью, оная мебель испытывала к господину Леону явную антипатию, ничуть не уступающую моей. Лжекамергер понял, что конфуз неминуем, когда перед его глазами медленно и смешно взлетели вверх ноги в пышных панталонах и добротных охотничьих сапогах. Ноги, без сомнения, были его собственные…

Удивительное дело, как замедляет свой ход время, когда падаешь с перевернувшейся скамьи. В частности, можно подробно разглядеть запылившуюся обувь и бесстыдно разъехавшуюся строчку на ширинке панталон, а заодно поразмыслить о том, что неплохо было бы не падать вовсе. О да, именно эта счастливая мысль, а также последняя попытка удержать равновесие и сохранить достоинство подвигли мужчину ухватиться за край стола, однако…

…Однако вместо стола его пальцы едва успели стиснуть край скатерти. В следующий же миг все, что стояло поверх оной, полетело прямо на дорогой наряд незадачливого господина. Первым опрокинулся кувшин с холодным пивом. Ядреный напиток хлынул в лицо и в открывшийся для крика рот… Леон хрюкнул, захлебываясь, получил по голове деревянной кружкой, охнул и принял следующий снаряд — глиняную солонку, размером чуть ли не с корыто. Но и на этом злоключения не закончились — ведь дезориентированный и временно ослепший от пива мужчина все еще продолжал тянуть на себя мокрую скатерть…

Уже из-под стола Леон увидел, как я метнулась со своего места на помощь. Не скрою, я поняла, что не успею подхватить терпящего бедствие собеседника, и посему приняла истинно женское решение — изо всех сил потянула на себя противоположный угол скатерти…

Справедливости ради стоит заметить, что в иной ситуации этот маневр теоретически, возможно, и удался бы. Все-таки окажись на месте господина Леона кто-то более сообразительный и не столь габаритный, мне, возможно, удалось бы рывком поставить его на ноги. Но пресловутый тип сегодня явно не числился в любимцах удачи и поэтому в самый неподходящий момент решил смириться с неизбежностью позора и выпустил скатерть из рук. Это привело к следующему: я взмахнула отвоеванной скатертью, словно сраженный воин шелковым стягом, и вверх тормашками полетела на мокрый пол с противоположной стороны стола. Дружный грохот, издаваемый нашими переходящими в горизонтальное положение телами, нарушил благообразную тишину заведения.

Господин Леон упал навзничь. Локти и затылок прострелило беспощадной болью. Маясь осознанием всей позорности постигшей его ситуации, он лежал, смотрел в закопченные потолочные балки и проникался ужасом своего унижения — мокрый, липкий, щедро сдобренный солью, беспомощный, словно мышонок в луже. Запятнал свою честь, не говоря уж о чести ее величества королевы! Куда уж хуже-то? Поняв, что ситуация безнадежна, он решил не вставать, а тихонько умереть от стыда прямо здесь — в луже пива на дощатом полу. Но умирать было нельзя, ведь оставалась ответственность за другого человека, ну да, за того, который, вернее, которая приземлилась с противоположной стороны стола. Приземлилась и с тех пор не издала ни звука…