Татьяна Устименко - Суета вокруг кота

С момента моего побега миновало три долгих года. С Зейнарой я больше не встречалась и ничего о ней не слышала. Вернее, не желала ничего слышать, ровнехонько до сегодняшнего дня…

Хочешь спрятать что-нибудь понадежнее — положи это что-нибудь на самое видное место. Полагаю, сия немудреная истина известна всем и каждому. Хочешь спрятаться понадежнее… Правильно, тихонько устройся на самом видном месте да помалкивай, и никто тебя не найдет. Не верите? Проверьте! Сразу убедитесь, все гениальное — просто. И не нужно ничего усложнять…

Я люблю свой город. Восхищаюсь красотой его улиц и парков, вычурной роскошью старинных дворцов, своеобразным колоритом ремесленных кварталов, грозной громадой королевского замка, мраморным парапетом набережной; шумом, суетой и запахами речного порта. Но единственное, чего я с сегодняшнего дня на дух не переношу в Листограде, это его многочисленные памятники. А кроме того, я пылко и страстно ненавижу многочисленные стаи голубей, буквально оккупировавшие весь город… Еще не догадались почему?

Дом мэтра Сабиниуса располагался в наиболее тихой, окраинной части столицы, на Гранатовой улице. Скромный трехэтажный особняк из серого камня под добротной черепичной крышей. Деликатно затененный ветвями тех самых гранатовых деревьев, кои и дали название улице. Вернее, это в дни появления мэтра в Листограде пресловутый квартал являл собой образчик тишины и спокойствия… Но, увы, с тех пор времени утекло немало. Столица сильно разрослась, шагнув на противоположный берег судоходной реки Саи, а Гранатовая улица стала центром облюбованного магами квартала, утратив прежнюю непритязательность и уединенность. Проживающие здесь волшебники поспешили зримо запечатлеть добытую ими славу, излишне загромоздив квартал изваяниями себя любимых, призванными увековечить их громкие имена. Не стала исключением и Гранатовая улица, столь густо заставленная, а точнее — нашпигованная памятниками магам, королям и богам, что у прохожих от оного изобилия буквально рябило в глазах. Так, к примеру, напротив дома мэтра Сабиниуса зачем-то плотно натыкали в ряд статую короля Мандрагона, королевы Клотильды, великого мага Танбигора и почему-то бога Ода — покровителя воров. А возле последнего совсем недавно установили еще один постамент, пока что остающийся пустым… Именно он и привлек мое внимание, послужив поводом для возникновения некой весьма странной идеи… Довольно обозрев пустующий постамент, я сначала посетила лавку старьевщика, где приобрела широкий белый плащ с капюшоном, тюбик белого театрального грима и здоровенное старинное копье с бронзовым наконечником, а затем…

Шлеп, шлеп…

«Как же я ненавижу этих голубей!»

Шлеп, шлеп…

«Если бы знала, что достанется мне в награду за мои труды…»

Шлеп…

«Я не для того старалась, чтобы эти поганые твари гадили мне на голову!..» — Я с трудом сдерживала жгучее желание почесать некстати зазудевший нос. Пальцы, сжимающие копье, давно одеревенели — не хуже самого древка…

Шлеп…

«Тьфу на тебя, гадина!» — Я ненавидящим взором следила за достающими меня голубями, стараясь дышать как можно реже, дабы не выдать себя.

Шлеп…

«Ну ладно еще на плечи, это я готова терпеть, но на голову!..»

Шлеп…

«Вот сволочи! И чего им в другом месте не летается?»

Шлеп…

«Кыш, пошли вон, кыш! Вы что, издеваетесь надо мной? Жаль, что руками шевелить нельзя!»

Шлеп, шлеп…

«Эх, была бы моя воля, с каким наслаждением передавила бы вас всех!»

Шлеп…

«А ведь слышала — есть такая пытка: капать водой на голову осужденным, причем сутками, без остановки. Но вот гадить!.. До такого даже королевские палачи из тайной канцелярии не додумаются! Главное — не моргать и не шевелиться. Вечереет, а я, между прочим, весь день уже тут стою, наблюдаю за домом Сабиниуса, но пока ничего подозрительного не заметила. Уже убедила всех окружающих и саму себя в том, что я — памятник. Даже гадкие голуби и те поверили. А может, не поверили, поэтому и мстят?» — Такие мысли одолевали мою покрытую капюшоном склоненную голову. На лице — белый грим, левая рука скрыта под плащом, правая — мертвой хваткой вцепилась в копье, служащее мне опорой. Обычная поза богини Дану, памятников коей у нас в Листограде наберется видимо-невидимо… хм, ну или во всяком случае штук двести точно. Нет, я не шучу, ведь как говорят в столице: богиня Дану — это наше все! Вот никто и не удивился тому, что на Гранатовой улице поставили еще один. Народ спокойно фланирует вокруг, не обращая на меня ни малейшего внимания. А я все слежу и слежу за домом мэтра, со стороны кажущимся нежилым. Света в комнатах не видно, никто не входит и не выходит, и даже ни одна занавеска на окнах не дрогнет. Хотя…

Шлеп…

«А-а-а, нету сил моих терпеть больше!»

Шлеп…

«Богиня Дану, избавь меня от пытки невыносимой…»

И тут мне показалось, будто на крыше дома Сабиниуса, за одной из декоративных башенок, промелькнула какая-то неясная тень. Промелькнула и исчезла в чердачном окне. Я перехватила в обе руки давно надоевшее копье и спрыгнула с постамента.

— Мамка, мамка, смотри — памятник! Памятник ходит! — Истошный детский визг резанул по ушам.

— Богиня Дану, чем мы тебя прогневали? — Второй вопль, куда более мощный, едва не размазал меня по мостовой. Тяжеленная корзина с яблоками выпала из рук молодой, упитанной женщины, чуть не отдавив мне ногу.

Я скривилась от боли, но промолчала, ведь дурную бабу тоже понять можно — прямо на ее глазах мраморный памятник богини сошел со своего постамента, мстительно расхохотался, перевернул копье древком вверх, поудобнее вцепился в оружие обеими руками и начал сбивать на землю заполошно мечущихся над его головой голубей! При этом памятник не только хохотал, но еще и витиевато сквернословил, и ликующе кричал:

— Я вам покажу, как на наше все гадить! Вы мне сейчас за это ответите!

Насмерть перепуганная женщина схватилась за сердце и грохнулась в обморок. Краснобокие яблоки шустро раскатились по всей улице, попадая под ноги ничего не подозревающих прохожих… На одном из них смачно навернулся помощник пекаря, несший на голове поддон с горячими булками, второе угодило под колесо тачки истопника, полной золы, третье — под костыль нетрезвого попрошайки. Булки посыпались на мостовую, в воздухе повисло черное облако сажи, ощутимо запахло гарью, а попрошайка неловко хлопнулся на копчик и испуганно заблажил во все горло. Тут же спонтанно возникли паника, гвалт и давка, и на улице началось сущее светопреставление…

— Вон, вон она бежит! — восторженно орал востроглазый мальчишка, заметивший меня вперед всех. — Ату богиню! Лови ее, хватай!