Ника Ветрова - Пособие по выживанию

А перед ним возвышался взбешенный лорд Тиаранг, держа в судорожно сжатом кулаке алую ночную сорочку, бывшую моей одеждой прошлой ночью. Но взбешенным ректор АБМ был до моего появления, а как только я оказалась рядом, растянул губы в хищной улыбке и произнес:

— Доброе утро, Стасенька.

И невозмутимость Фила как рукой сняло. Меня он не видел, не мог, я была зрима лишь для вызвавшего, но это не помешало световому дракону мгновенно сориентироваться и дать совет:

— Поцелуй его. И удачи тебе, Стасенок, прости, что утром не провел, сама понимаешь — гостей ждал.

Никого не целуя, я стояла и дико переживала за Филимона. Дракон, видимо, и это понял, а потому добавил:

— Я редкое существо, Стась, редкое и охраняемое законом, действуй давай.

Целовать не пришлось — миг, и я села на печи, растирая лицо.

— Чегой-то не спится? — басовито спросил Емеля.

— Сон дурной приснился, — ответила я, падая обратно на подушку.

Мы уже ехали по лесу, над головой мелькали ветви деревьев, сквозь них виднелись голубые лоскутки неба. Пахло травой. Какая-то пчелка, решив прокатиться зайцем, уселась мне на руку, потом и улеглась ко всему прочему, и сгонять ее стало жалко.

— Ты спи-спи, у меня сегодня товар контрабандный, так что ночью по чертовым путям пойдем.

Сердце ёкнуло.

Стряхнув пчелку, села и осторожно спросила:

— Чего?

Обернувшись, мужик улыбнулся во весь щербатый рот и кивнул — да, мол, все так и есть.

— Ем… Ем… Емелюшка, — испугалась я, — а что за товар-то?

— Рыбешка всякая мелкая, там, у печи бултыхается, черти заказали.

Черти… рыбки… Рыбки и черти… Рыбки!

— Емеля, какие рыбки?! — уже подозревая худшее, заорала я.

— Знамо дело — золотые, — беззаботно ответил рыбак. — Мелкие, жрать с них нечего. То ли дело щуку бы волшебную поймать…

Хватаю ртом воздух!

Это же редкие золотые исполняющие желания рыбки! Да они у нас в Золотую книгу занесены! А я и вовсе ведьма-хранительница, специализация у Керимской школы такая, мы за волшебных созданий готовы грудью встать до последнего вздоха, мы…

— Емельян Иваныч, — мило улыбнулась обернувшемуся рыбаку, — мне бы к речке, родненький.

— По нужде? — решил уточнить тот.

— Еще как по нужде, — со вздохом согласилась я, надеясь, что не прожгу дырки ненависти в его широкой спине.

Это надо же! Рыбок! Золотых! Чертям! Ненавижу чертей!

Речка на нашем пути появилась спустя часа два — судоходная, полноводная Калина, на которой, по слухам, душегубы-разбойники промышляют. Емельян по моей просьбе съехал к самому пологому берегу, чуть ли не до воды, чтобы печка меня от дороги закрывала. Я, кряхтя, спустилась, тело занемело в дороге, и попросила возницу отойти, не мешать. Добродушный Емельян Иваныч, напевая что-то веселое про «Разойдись, душа, разбегись, топор, да лети ворога головушка», ушел к дороге, и там его широкий бас растекся по равнине, я же…

Я же юркнула к печи, отворила заслонку и заскрежетала зубами — рыбок было не менее двух десятков! Спеленатые так, чтобы ротики не шевелились, перепуганные, в одной тесной бочке! Да и про то, что там рыбки, я догадалась только по едва заметному сиянию самой бочки… Гады! Гады, как есть гады! Уроды просто. А к бочке еще и сургучом послание прикручено. Сорвала, прочитала: «Уважаемому генералу Таганрайну для лучшей ухи в честь дня рождения». Золотых рыбок — и на уху?!

Ну все, после такого ведьма стала злая!

Вообще, колдую я плохо и магия дается мне ох как не просто, но не надо было злить ведьму!

Потянулась к бочке мысленно, подняла всю воду махом, словно зачерпнула невидимым ковшом, поднесла к реке, а затем руками, потому что тут магией никак, торопливо поснимала тонкую паутинку медной проволоки с несчастных рыбок. Они даже говорить не могли! У некоторых кровь по губам текла! Ненавижу чертей!

С рыбками я разобралась быстро, после отпустила всех в воду, махнув рукой, чтобы уплывали, а то было видно — сказать что-то хотят. Но освобождение сказочных созданий — это только первый этап, еще следовало следы диверсии скрыть. Присела на бережку, присмотрелась к воде — у самой кромки виднелись полудохлые головастики, которым точно не светило стать лягушками. Их я и использовала — протянула руку, и ровно двадцать три гибнущих создания стали стремительно увеличиваться, чтобы плюхнуться в мой призрачный ковш уже золотыми рыбками. Но вот потом, когда я пеленала созданных мной рыбок в медную проволоку, жалко их стало… И в мое заклинание вплелся еще один маленький нюанс… Скромный, но действенный.

— Эй, — прозвучал от дороги голос Емели, — долго ты там?

— Да все уже почти, — возвращая печати прежний вид и прикрепляя ее к бочке, ответила я. — Сейчас.

А потом, едва вымыла руки и стерла сажу с одежды, забралась на печку, укрылась и принялась дрожать — слабый с меня маг, очень слабый, потому и в ведьмы пошла…

Так до самого вечера и протряслась под одеялом, практически не реагируя на слова Емели, который стал рассказывать о рыбалке, налимах запредельной величины, сетях, крючках…

Наступил закат, и Емеля свернул в лесную чащу, печка пыхтела и подпрыгивала на ухабах, по лицу начали бить ветки, я и накрылась одеялом с головой.

Потом Емельян спрыгнул с печи и, чертыхаясь, пошел искать путь. Заинтересовавшись, я села, потерла лицо, огляделась — атас! Глухомань такая, что на земле не трава — мох! Кругом темень, совы ухают, ни дорог, ни тропинок, где-то рядом ревет медведь. Причем где-то совсем рядом, и обиженно так ревет, и все ближе, и…

— Емель, а Емель, — зарычал бурый хозяин лесов, выйдя на свет от печи, — а посылочку прихвати, а?

— Здорово, Михаил Топтыгинович, — ответил возница, находясь в позе чуть ли не принюхивающегося к земле пса. — Куда и чего завезти-то?

Я в этот миг потрясенно рассматривала медведя в лаптях, шароварах и… латах железных.

— В университет, Арсану Степанычу, другу моему давнему.

— Завезу, — пообещал Емельян Иваныч. — В печь кидай.

— Угу, — сказал мишка, повернулся и исчез.

Вернулся спустя минуту, держа на плече дергающуюся, отчаянно сопротивляющуюся и вопящую девушку в лаптях, сарафане да с косой до пояса.

— Во-о-от, это Машенька, — радостно сообщил медведь, — другу моему сердешному в утешение.

Тут уж я не выдержала и как рявкну:

— Ты совсем оборзел, медведь?!

Бурый глянул на меня и застыл.

— Ведьма, — охнул испуганно.

Тут бы все и закончилось, да Емеля влез:

— Ага, ведьма, в верситету вашу везу, ага.

Медведь окинул меня внимательным взглядом, после уронил Машеньку в кусты, аккуратненько уронил, достал из-за кирасы письмецо, открыл, чего-то приписал, закрыл, запечатал, протянул Емеле, а мне ехидненько так:

— Скатертью дороженька, госпожа ведьма. А девку я как есть сейчас тятьке с маменькой верну, не изволь беспокоиться.