Ника Ветрова - Пособие по выживанию

— Ты куда? — не понял черт и удержал на месте, схватив за плечо.

— Валим, — ответила я, предпринимая попытку вырваться.

— Так не за инкубами же, — прошипел Герак.

— Да какая разница? — возмутилась я.

И возмущение мое понять можно было — там, где инкубы прошли, просека в толпе образовалась, так что путь был самый что ни на есть удобненький.

— Григорьева, совсем ополоумела? — прошипел чертяка волосатый. — То, что Владлен Азаэрович на тебе из мести женился, — это одно, а вот изменять черту я бы на твоем месте не пытался даже.

Я перестала вырываться, нахмурилась, к Гераку полуобернулась и спросила:

— А что, черти только из мести женятся?

— У боевых по любви первую жену точно никто не берет, — хмыкнул он. — В их кланах на роль первой жены только увечные да перестарки соглашаются, а то и вовсе никто. Оттого ведьм и берут по обыкновению, исключительно из мести. Не любят боевые вашу братию.

— Взаимно, — прошипела я, вспомнив, что кое-кто у ректора Вреднума на нерасторжимом браке активно настаивал.

Из мести, значит. И может, Владлен Азаэрович и не боевой черт, но что-то мне подсказывает, что брак у него аккурат по традициям чертяк планируется.

— Эй, Григорьева, что-то у тебя выражение лица стало такое… зверское, — тряхнул меня Герак. — Ты чего, а?

— Ничего, — я дернулась, высвободив плечо.

А затем торопливо направилась туда, куда, собственно, и шла, потому как в толпе шепоток прошел: «Навы первый этаж обыскали уже, выше поднимаются». Короче, время терять никак нельзя было!

— Гри… Стась! — зашипел мне вслед Герак.

Но я целенаправленно пробежалась по просеке, оставленной инкубами, а вот едва те испуганно на меня оглядываться начали, свернула к домовым.

Домовые наслаждались жизнью, зрелищем и чаепитием из пузатого белого с голубой росписью фаянсового чайничка, от которого умопомрачительно пахло смородиной. И чашки у бородатых мелкоросликов были знатные: белые, с голубой каемочкой и на таких же с каемочкой блюдцах, и…

— Стасенька, душенька! — увидев меня, воскликнул дядь Никодим. А затем заявил подоспевшему и сопевшему над моим плечом черту: — Тьфу, изыди, блохастый!

Мне в тот момент подумалось: отчего домовые пьют, казалось бы, простой смородиновый чай и плюшками ну самыми обыкновенными закусывают, а морды у всех такие довольные? Вот стоило бы подумать об этом, да только ближайший из шести старичков пододвинулся, местечко мне освобождая, и вопросил:

— Чай, чайку тебе, дева красная?

— Ох и не откажусь, — сказала я, потянув носом воздух.

— Черту не налью, — сразу предупредил домовой.

И, достав из сумы еще чашечку с блюдцем, чаю налил, меду две ложки поставил, плюшку самую румяную выбрал да и все мне протянул. Ням!

— Ой, спасибочки огромное, — я присела на краешек пенька.

Но прежде чем от ароматной сдобы откусить, вспомнила, зачем пришла, и, прихлебнув глоточек умопомрачительно вкусного чаю, взмолилась:

— Дядь Никодим, выручай, не откажи, помощь мне нужна.

Старший домовой прищурился, на черта выразительно посмотрел.

— Да свой он, — махнула я рукой с плюшкой.

Домовые застыли.

— Временно свой, перемирие у нас, — поспешила уточнить я.

Облегченно выдохнув, все бородатые старички снова чай попивать стали, а дядь Никодим спросил:

— Так чего случилось-то, Стасенька?

Я еще чайку хлебнула, а потом, не выдержав погрустневшего рядом черта, плюшку надвое переломила и половину Гераку протянула. Тот не дурак был отказываться и повеселел, главное, сразу.

— Дело вот в чем, — я на общежитие феек кивнула, — там мусор чертякинский.

— Знаем-знаем, — расплылся в улыбке тот домовой, что меня чаем угостил. — Имел честь любоваться, как вы с ведьмами из Диверсионного факультета учения боевые проводили. А хороши учения! Ух и переполох вызвали! Так вы это, зачет-то сдали?

— К-какой зачет? — не поняла я.

— По диверсиям, — совершенно серьезно пояснил домовой.

И покраснела я вся: и на лице, и на шее, и даже под чулками.

— Так это не зачет был? — всполошился дядь Никодим.

И пришлось мне признаться:

— Нет, — и даже есть расхотелось, — это мы с девчонками фейкам мстили…

Домовые разом плюшки отложили и чайку хлебнули. А главное, все на меня смотрят, серьезно очень.

— Совсем тебя черти испортили! — высказался наконец дядь Никодим.

— Да не, я феек всегда не любила, — тяжело вздохнув, ответила я. — А эти еще заносчивые и смеялись надо мной, поэтому…

— Не грех и напакостить, — догадался дядь Никодим.

— Угу, — прихлебывая чаек, подтвердила я.

А что тут еще сказать. Виновата, да.

— И чего делать-то теперь? — растерянно произнес сидящий рядом со мной домовой.

— Конец нам, ведьмочкам, — пожаловалась я.

Герак протянул конечность, по плечу погладил да и сказал:

— Давай я наших соберу, нападем на навов, а вы тем временем следы заметете?

Я даже ответить не успела, а домовой, что слева от меня сидел, вдруг спросил у черта:

— Чайку?

— Благодарствуйте, — пробасил Герак, — а вот от плюшки не откажусь, очень уж они у вас румяные да ароматные.

И черту взяли и дали плюшку! Ну надо же, вообще от домовых не ожидала.

Тут дядь Никодим задумался, кулаком щеку подпер и говорит:

— А что, Стаська, есть шанс следы замести?

— Есть! — с жаром подтвердила я. — Есть! Мы с Эльвирой Жутковной и перьев птиц заморских добыли, и шерсти козьей!

Домовые чайку прихлебнули, переглянулись, да опосля дядь Никодим и произнес:

— Допивай чай, Стасенька, допивай. И поспешай, дел-то у нас много, навы уж и второй этаж обыскали, поди. Герак, а ты не стой, ты еще плюшку бери и ступай до ведьмочек, забери у них материал навозапутывательный, шалить будем.

Чего там домовые шалили, мне неведомо, но только, как Герак вернулся с мешком, в котором улики были, старичок, что справа от меня сидел, с тихим хлопком испарился. Черт на его место присел да за новой плюшкой потянулся. А нам с домовыми хорошо так было, спокойно, умиротворенно даже… Потом домовой вернулся и нравоучительно мне сказал:

— В иной раз, Станислава, не попадайся. Оно в мире как — не пойман, значит, не вор.

И прутики протянул, штук девять.

— От метелок ваших осталося, — пояснил старичок.

— Спасибо! Ой, спасибище преогромное!

— Да чего уж там, — отмахнулся домовой. — Иди, лицо делай невинное да навам не попадайся.

И вот насторожила меня эта фраза.

— Отчего не попадаться? — спросила шепотом.

Домовой с прищуром на меня глянул и прошептал:

— Оттого, что веточки они понасобирали да мне и подсунули. Смекаешь?

К ведьмочкам я возвращалась пунцовая. Вернулась, рядом стою, а ни слова сказать не могу.

— Напилась? — поинтересовалась Кларисса.