Алёна Реброва - Пути неисповедимых

Отыскав нужные ингредиенты, выудив котелок и половник, я устроилась между Чертом и стеной тупика, чтобы меня никто не видел. Продавать зелья в переулке — еще куда не шло, но варить их на глазах у стражи — это верное самоубийство. Потому я их варила тайком, прикрываясь здоровой лошадиной тушей.

Леопольд превратился в полукровку на подобии Кудеяра и стоял перед сумкой с зельями, расставив ноги на ширину плеч и сложив мускулистые руки на груди. Таким образом Лео загораживал меня и наш товар от стражи, которая за последние десять минут уже два раза проскользнула по улице. Когда кто-то слишком внимательно нас разглядывал, оборотень сгибался, хватаясь за гриву Черта, и делал вид, что его рвет. Могучая спина по-прежнему загораживала сумку, меня не было видно за конем, прохожие видели путника, который шел по нижнему городу и под конец не вытерпел запаха и свернул в переулок, чтобы не извергать съеденное на дорогу. Ничего особенного в этом не было и люди тут же отворачивались.

Впрочем, кое-кто все же замечал условный значок, который был нарисован черной краской на седле Черта и понимал, что неспроста юноша стоит в этом переулке.

Пока я занималась варкой не самого простого зелья, к нам подошло человек четверо и пятеро, трое из них купили готовый товар, обогатив нас на два золотых и тридцать серебряников, один просто раздраконил своим хамством Леопольда, а пятый оставил заказ на несложное зелье от облысения.

Через два часа, минута в минуту, прибежала женщина за своим омолаживающим. Она понюхала еще теплый товар, запустила в крем палец, а потом, кажется, облизала (если бы она знала, из чего делается это чудо косметологии, она бы этого не делала), и, не скрывая довольства, заплатила мне не десять, а все двенадцать золотых.

Не веря в удачу, я, вся взмыленная и усталая, но счастливая, принялась за второе зелье. Оно было готово через полчаса и за это время к нам подошло еще два покупателя. Один решил что-то заказать, но я сказала, что сегодня уже ничего сварить не получится, и он ушел. Второй купил одни духи, привлекающие женщин, оставил нам сорок серебряников, и ушел, довольный покупкой. Потом вернулся заказчик зелья от облысения, всучил мне золотой и убрался.

Было уже семь часов вечера и мы с Леопольдом, оголодавшие и уставшие за день, довольно рассуждали о том, где будем ночевать, что есть и кто из нас первый пойдет в теплую ванну, которой мы не видели уже полторы недели.

Пока мы рассуждали, к нам подошла одна покупательница. Она несла большую корзину с овощами и, видимо, наткнулась на нас случайно. Когда она нас заметила, почти подбежала к нам.

Это была грузная румяная женщина с черной косой вокруг головы и живенькими серыми глазками.

Она мне почему-то с первого взгляда очень понравилась и про себя я решила, что непременно сделаю ей скидку просто за то, что она первый приятный человек, подошедший ко мне за этот день.

— Приветствую, госпожа колдунья, — улыбнулась она мне, слегка склонив голову.

— Здравствуйте! — улыбаюсь в ответ, хотя моей улыбки она все равно не увидела. — Что вам угодно?

— Мне бы средство согревающее… у меня сынок пары месяцев простудился. Сами мы теплый эль пьем, а ему-то кроме молока ничего нельзя, а слишком горячее тоже не хорошо будет…

— Ребенок заболел? — мы с Леопольдом удивленно переглянулись.

— Почему же вы к нам обратились, а не к лекарю?

— Я здешним лекарям дитя свое не доверю, — нахмурилась женщина. — Оно у меня… со способностями. Дикие колдуны они, несмотря на сплетни, добрее, чем те, что к казне городской присосались: эти конкурентов еще с младенчества изводят.

— Тогда пойдемте к вам, я лучше сама на ребенка посмотрю. Позволите?

— Конечно… вы так добры!

Мы с Леопольдом быстро собрались и пошли за женщиной. По пути она рассказывала нам о себе.

Она оказалась владелицей небольшой гостиницы. Как старшая дочка и наследница, Женива получила гостиницу год назад от старухи-матери и сразу после смерти той вышла замуж за первого посватавшегося, бондаря, который давно уже глаз положил на Жениву и на ее наследство. Муж оказался хорошим человеком, добрым и работящим мужиком, Женива полюбила его и жили они душа в душу, как и полагается. Но семь месяцев назад, когда женщина была уже беременная, в гостиницу к ним пришел колдун в темной мантии и ему показалось, что ему подали испорченную еду. Тогда он из прихоти осыпал проклятиями хозяйку гостиницы, где его «пытались отравить», и ушел. Женива не придала этому значения, но теперь очень испугалась, потому что ее мальчик неожиданно заболел.

Мы дошли до хорошенькой небольшой гостиницы с цветочками у каждого из круглых окон как раз тогда, когда женщина закончила свой рассказ. Мы попросили у нее, как у хозяйки, остаться на ночь и сразу оставить коня в стойле. Женива согласилась и, пока Леопольд занимался Чертом и нашей поклажей, повела меня к ребенку.

В этой гостинице, как и во многих, на первом этаже располагалась кухня, обеденный зал и несколько небольших комнат для гостей, а на втором этаже были комнаты хозяев.

Детская располагалась в правом крыле здания. Это была небольшая комнатка с детской кроваткой, шкафчиком и столиком для пеленания. От одного угла под потолком до середины противоположной стены проходила веревка, на которой сушились пеленки и одежка ребенка.

Войдя внутрь, я с ужасом для себя поняла, что до это этого момента никогда не видела маленьких детей. То есть вообще никогда… ни одна из памятей не откликалась на представления о верещащих беззубых карапузов! Конечно, я знала, как они примерно выглядят и что из себя представляют, Кудеяр мне многое рассказывал о них, пока я проходила курс основ общей лекарской магии, но вот так, на практике, я еще никогда не сталкивалась с младенцами…

— Эмм… могу я руки где-нибудь вымыть? — неуверенно спрашиваю у Женивы, которая подбежала к кровати и протянула туда руки.

— Да, там тазик с теплой водой. Зачерпните ковшиком и полейте на руки над ведром.

Я сделала, как она сказала, закатала рукава не самой стерильной в мире рубахи и, сняв шляпу, пошла смотреть на ребенка.

Облик этого странного существа поразил меня так, как не поражали дракон, Хаарь и исписанное татуировками тело Арланда вместе взятые!

Розовый комочек, когда его вынули из кровати и положили на столик, хотел заплакать и весь сморщился, высунул язык и надул пузырек из слюней, но потом увидел меня и так сильно удивился, что даже рот открыл, глазенки выпучил и плакать передумал. Я удивилась не меньше ребенка, и мы с минуту смотрели друг на друга, пытаясь понять, что за чудовище находится напротив и так странно пялится.

— А вы еще молоды, — улыбнулась женщина, посмотрев мне в глаза, которые наполовину закрывала густая черная челка. — Своих-то нет, пади?