Александр Гарин - Месть ведьмы (СИ)

Казимир вздрогнул, отвернув голову, прижимая подбородок к плечам. Разбитый эльфом рот отозвался болью. Однако миг спустя он снова взглянул на свою гостью. Еще миг - и, встряхнув Калю, он силой приблизил ее к себе, в третий раз накрывая ее губы своими.

Разбойница не отвечала на его жадный поцелуй. Плотно стиснутые губы так и остались холодными, руки, впившиеся было в плечи шляхтича, бессильно упали вдоль тела. Казимир открыл глаза, всматриваясь в бледное лицо дриады.

- Словно неживая ты, Каля, - вздохнул, отпуская ее, комес.

Сколопендра вздрогнула всем телом. Руки, до того немощыми плетьми соскользнувшие с широких плеч шляхтича, взлетели, обхватывая Казимира. Одна ладонь погрузилась в отросшие медные волосы комеса, другая, прижавшись к пылающей щеке рыцаря, дрожала, словно разбойницу пробирал озноб.

Только что безучастная, словно статуи в дальних покоях замка, Каля прижалась к губам Казимира, целуя его со всем жаром, какой удерживала в себе.

Комес притиснул к себе тонкое девичье тело, словно в омут погружаясь в горячий калин поцелуй. На миг отрывался от ищущих уст, чтобы пробежать по щеке ее к волосам, и вновь приникал к ее губам, будто желая выпить до дна. В какое-то мгновение, не прерывая поцелуя, рыцарь подхватил девушку на руки и, дойдя до своей постели, присел на край, держа Калю на коленях. Отдав всю себя, полудриада оторвалась, наконец, от губ Казимира и, обняв руками его шею, прижалась к рыцарской груди. Комес уже привычно для нее опустил лицо в густые каштановые волосы Кали, обнимая за талию и плечи.

- И теперь хочешь уехать? - Едва слышно спросил он. Девушка мотнула головой, сильнее прижимаясь к нему.

- А ведь сразу я уразумел все, едва только глаза пьяные продрал, - продолжал бормотать куда-то в ее волосы всевластный комес. - Ровно как осветился весь дом-то мой. Да и самому как облегченье наступило. Рано я знамена свернул, ох, рано. Не таков мой род, чтоб одна только подлая баба под корень его извела!

Каля подняла голову, усмехаясь. Казимир встретился с ней глазами.

- Долго я думал, полночи, да весь день. Все пути как есть пересмотрел, да только не придумывалось мне ничего, - держа ее взгляд, говорил комес. - От нечего делать взялся амулеты да обереги, мракоборцами да магами нанесенные, перебирать. Пока на глаза мне вещица не попалась. Давно я не видал ее, почитай, с того дня, как с болот в комнату эту заскочил, в доспехи родовые переодеться, да волосы прибрать, чтоб не мешались. Ну, когда мы войско Сигирдово в трясине потопили, припоминаешь? Почти три года назад то было. Я ж тогда, почитай, первый раз за четыре-то месяца гребень в руки взял. Ну и... наткнулся. Вон она, - он кивнул на мутную бусину, лежавшую на блюде у самой кровати комеса. - Торопился очень, сама разумеешь - война. Да и тебя надо было перед походом проведать. Бросил ее здесь, видать позже уж Маришка нашла, да на стол положила. Ну а я кинул к оберегам своим, да и запамятовал, что у меня это есть.

- Что это? - Соскользнув с колен Казимира, Каля взяла бусину в руки. Ничего в ней не было особого, такими украшали волосы как женщины, так и мужчины, коие волосы в косы плели.

Казимир осторожно снял бусину с ее ладони.

- Оберег, - коротко ответил он. - Лучший из тех, что у меня был.

***

Отряд выезжал на рассвете. Недовольные так быстро кончившейся вчерашней пирушкой наемники обменивались угрюмыми взглядами, но помалкивали, глядя в спину еще более угрюмого мракоборца. Кони сонно цокали копытами по мощеным улицам, и сами выглядели, ровно похмельные. Время от времени мимо проходили ранние прохожие, такие же невыспавшиеся, как и все в отряде. Поэтому, когда из утреннего тумана вынырнула еще одна фигура, внимание на нее обратили не сразу. Только когда коротенький тощий человечишко в звериных шкурах да весь увешанный амулетами, ровно чучело весеннего божка, вдруг бросился под копыта коня Колоброда, атаман резко осадил своего жеребца, крепко выругавшись в сердцах.

- Чтоб тебя демоны унесли, Шелкопер! Какого рожна тебе нужно?

Остальные невольно приостановили своих коней, хмурясь сильнее обычного. Человечешко был знаком каждому в городе - полусумасшедший колдунок, неизвестно с чего живший, да и для чего, временами являлся на базарной площади, пугая кметов сбывавшимися мрачными предсказаниями одно страшнее другого. Встретить его перед походом было не к добру, про то знали все.

- Не ходи ты сегодня за город, добрый атаман, - запричитал тем временем колдун своим обыкновенным тонким и противным голосом. Ехавший впереди мракоборец поморщился. - Ой, не ходи! Людей положишь, проклятье навлечешь! Мученьем лютым наградишь да смертью страшною, премерзкою! Житья не будет тем, кто обернется! Страшнее смерти жизнь покажется! Не ходи, атаман, страшно, смерть я вижу да муки поганее загробных! Останься, не ходи, пожалей людей!

Колоброд заколебался. Мракоборец морщился сильнее, остальные переглядывались, не зная, как поступить. Большинство взоров обратилось к атаману. Все, кроме Янека Чистого, более всех рвавшегося в сегодняшний отряд. Насмешливо обведя глазами товарищей, он решительно направил коня к продолжавшему бормотать колдуну и резко огрел того плетью.

- Замолкни ты, песья душа! Карканья твоего не хватало!

Шелкопер взвыл, попятившись. В этот миг Колоброд принял решение. По взмаху его руки воины двинулись дальше, объезжая не прекращавшего скулить колдунка с двух сторон, пряча глаза друг от друга.

Один только задержался рядом с обиженным предсказателем. Мирка Шляхтич перегнулся из седла, и в пыль перед Шелкопером шлепнулась тяжелая монета.

- Поколдуй нам на удачу, - негромко попросил наемник, кивая колдуну. И - отшатнулся, когда тот с внезапной резвостью вскочил на ноги, кидаясь к боку коня.

- Возьми, добрый рыцарь, - от неожиданности Шляхтич вздрогнул. Товарищи считали его бастардом, и рыцарем его не звал никто. - Возьми, от смерти тебя охоронит! Возьми, не пожалеешь!

На грязной ладони лежала мутная бусина. Обычная бусина, какими украшали волосы веселые кметы.

- Жизнь он мне спас, - задумчиво продолжил Казимир. - Из всего отряда только я живым остался, остальные все там полегли. Вот и подумалось мне - прежде, чем к ведьме-то ехать, а ну как навестить того Шелкопера? Не поговорили мы с ним, а зря. Может, знает он, как силе ее поганой противостоять? Из каждой ловушки, почитай, я чудом живой выходил, не может быть такого везенья одному, остальные гинули с первого раза! Пусть оберег сильнее даст, а там уж... поговорю с ней, как есть! Чего терять-то мне?

Каля усмехнулась, поглаживая жесткие медные волосы рыцаря.

- Когда едем-то мы? - только и спросила она.

***

... Вереница обоза петляла между холмов, повторяя изгиб торгового тракта. Тяжелые фуры, громыхая и раскачивая цветистыми тентами, тащились в самом хвосте процессии. Середину занимали разукрашенные цветами и лентами повозки. Вокруг, держась за борта расписанных зеленью и золотом телег, мешаясь между конных, шли веселящиеся кметы. Женщины и дети набивались в каждую телегу так плотно, что порой и вздохнуть было тяжело. Почти на всех телегах плотные холщовые тенты подвернули к каркасам, чтобы ничто не мешало общению.