Ирина Котова - Королевская кровь

Настоящее чудо случилось на пятый день — нам привезли двух детишек, пяти и полутора лет, девочку и мальчика, которых нашли под завалами. Осмотр не показал сколько-нибудь тяжелых повреждений, однако небольшое обезвоживание было налицо, и мы уложили их под капельницы. Привезшая их женщина рассказала, что над детьми крест — накрест упали балки, и приняли на себя вес верхних этажей дома. Все это время старшая сестра грела братика — ранняя осень на Севере часто сопровождается достаточно зябкими ночами, не то, что у нас в Центре, рассказывала ему сказки и поила из чудом закатившейся к ним бутылки с водой. Их мама и папа лежали в реанимационной палатке, им чуда не хватило. Впрочем, чудом было и то, что при таких разрушениях и нескольких тысячах пострадавших никто не погиб. Это казалось невероятным.

В общем, суматошные и безумные были дни, и я поняла, что впереди забрезжило окончание командировки тогда, когда обнаружила себя спокойно курящей с утра у выхода из нашей спальной палатки, и проспавшей при этом почти целую ночь. Круглосуточное верчение сменилось нормальным графиком, с периодическими ночными дежурствами, и тут-то я вспомнила о том, что моя сестра Василинка живет в каких-то 200 километрах отсюда, и ей можно позвонить — тем более, что телефон нам в госпиталь провели, в отдельную палатку, а если повезет — и навестить.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте. Могу я поговорить с Василиной?

— Кто ее спрашивает? — а, это вечно подозрительная экономка, как дракон на страже трубки.

— Это Марина.

— Одну минуточку, госпожа Марина.

Стук трубки, вдалеке слышен голос горничной, какой-то переполох, детские голоса. Все это отдает такой домашней, уютной и чужой мне суетой, что я ощущаю, как тоскливо покалывает сердце. «Так, это уже никуда не годится, подружка, — внутренний голос грозит мне пальцем, — хватит расклеиваться».

— Мариночка, — теплый, так похожий на материнский голос сестры будто гладит меня по шерсти, — как я рада!

Я улыбаюсь, хотя Васюта меня и не видит.

— Угадай, где я? Я в Лесовине, сестренка, в составе лечебной бригады. Может, получится в конце вырваться к тебе.

— Ну надо же, как ты близко. Приезжай, конечно! В любое время, милая, мы всегда тебе рады. Посидим, поболтаем, наконец, если, правда, поросята мои дадут поболтать. Ой, — она словно вспоминает что-то, — Мариш, мой Мариан же тоже в Лесовине. Вы можете пересечься, и даже, если получится, он привезет тебя к нам, а потом увезет обратно. Давай я дам тебе телефон его части. Мы каждый вечер разговариваем…

— Хорошая идея, — я подпираю подбородком трубку и лихорадочно осматриваюсь в поисках ручки или карандаша, но ничего такого в палатке нет.

— Василиш, — зову я жалобно, — мне совершенно нечем записать. Может, он просто заглянет ко мне, когда будет посвободней? Или я тебе еще завтра позвоню, принесу заранее ручку с бумажкой. Мы тут минимум еще дней на пять, успеем пересечься. Мужа твоего я тоже была бы очень рада увидеть.

— Договорились, — и я снова улыбаюсь, и спрашиваю с теплом,

— Как племяшки? Как Мартиночка? Высосала из тебя все соки?

Детей я не люблю, это так, но не этих конкретных детей. Может, дело все в том, что с ними прекрасно справляются и родители, а мне остается только тискать их и беситься.

— Какое там, — вздыхает сестра, — я только и делаю, что расту вширь. Еще пару детей, и придется расширять дверные проемы.

— Мама тоже всегда полнела после родов, — я сначала брякаю, а потом понимаю, что только что нарушила негласное молчание на упоминания матери, которое мы, видимо, инстинктивно, хранили с того времени.

— Да…, - Василина молчит, потом просит: — Ты приезжай, Мариш, обязательно приезжай. Я так по вам всем соскучилась!

— Я тоже соскучилась, милая, — улыбаюсь я в трубку, и мы прощаемся. И только потом я понимаю, что глаза у меня на мокром месте.

Иногда кажется, что судьба словно насмехается над нами. У меня никогда не было тяги к врачебному делу, тем более хирургии. Я связывала свою жизнь с конным спортом и моими ненаглядными лошадьми. И пошла я учиться на медсестру только потому, что на тот момент медперсонала активно не хватало, и брали на работу и студентов, и выпускников без опыта работы.

А вот наша Василинка точно должна была быть врачом. В ней это всегда было — любовь к медицинскому делу, умение найти общий язык с пациентами, любовь к людям, терпеливость и добродушие. Но она осваивает профессию мамы и жены, тогда как именно я, не обладающая ни одним из этих пяти качеств, сижу тут, в полевом госпитале, и жду следующего обхода и перевязок наших раненных.

Утро после бани оказалось чудесным. Во-первых, Василина отлично выспалась. Во-вторых, тело казалось необычайно легким и свежим, и она точно чувствовала запах дубовых листьев от своей кожи. А в-третьих, от простуды не осталось и следа.

Она немного полежала в постели, потянулась, свернулась калачиком и только решила еще немного подремать, как услышала с улицы приглушенные окном голоса. Повертелась, но любопытство взяло свое, и она, как была, в длинной ночной рубашке пробежала босиком к окну, и выглянула из-за занавески.

На плацу, расположенном за площадью комендатуры, шла утренняя зарядка, и лейтенант Байдек, стоявший лицом к ней, отдавал команды на смену упражнений. Сам он опять выполнял все наравне с солдатами. И когда пошли отжимания, Василина почему-то сглотнула пересохшим горлом. Уж очень привлекательно выглядела именно его мощная фигура, легко двигающаяся вниз-вверх. Несмотря на наличие нескольких сотен других мужских фигур.

Она вспомнила вчерашнюю баньку, и закусила губу. Запоздало пришел стыд, смешанный с чем-то, что можно было б охарактеризовать как «Все равно было весело, интересно и познавательно, и я ничуть не жалею». И, конечно, немалую часть этого «интересно» составлял барон Байдек и его волшебные руки, под которыми она буквально растеклась по лавке.

Герой ее мыслей тем временем скомандовал строиться на пробежку, и, словно почувствовав ее взгляд, глянул вверх — в ее окно. Принцесса так и застыла — спрятаться не позволило с пеленок воспитываемое чувство собственного достоинства. Он несколько долгих секунд смотрел на нее сквозь головы пробегающих мимо солдат, а принцесса не опускала глаза, хоть щеки и предательски горели, в крови бесился адреналин, а в низу живота что-то сладко сжималось. Эти несколько мгновений показались Василине вечностью. Но затем барон почтительно склонил голову, прерывая контакт, и сорвался с места — побежал вслед за солдатами. И только когда Мариан скрылся из виду, принцесса обнаружила, что судорожно вцепилась в подоконник, так, что костяшки пальцев аж побелели.