Елизавета Дворецкая - Чары колдуньи

Вольга опустил глаза: Одд был прав, но там, в Коростене, он мог думать только о Дивляне. Что ему племя деревлян? Что ему даже Киев? Он шел только за ней, а все остальное пусть бы провалилось Ящеру в пасть!

— Ладно! — Одд вспомнил, что нет смысла причитать над порванной сетью, когда рыба ушла, и положил руку на плечо Вольги. — Видимо, ты был так занят твоей невестой, что не мог думать о других делах? Ты собираешься здесь объявить ее своей женой или когда вернешься домой?

Этот вопрос был порожден вовсе не дружеским вниманием к делам союзника. Увидев, как встречают вдову Аскольда жители города, Одд укрепился в мыслях на ее счет, и прежде его посещавших.

— Да, — коротко ответил Вольга, но вид его вовсе не говорил о счастье обретенной любви. — Я был занят.

— И что она? Скорбь по мужу не помешала ей обрадоваться тебе?

— Она…

Не договорив, Вольга махнул рукой и пошел прочь. Плакаться Одду на свою неудачу он не собирался, но тот и сам понял достаточно. И еще какое-то время постоял в воротах, задумчиво покусывая нижнюю губу и посматривая на забытую лодью.

В этот день Дивляна только еще раз видела нового властителя Киева. В доме она нашла почти все по-прежнему: ничего не было разорено или разграблено, даже наоборот, появились кое-какие чужие вещи, и от постели, которую она четыре года делила с мужем, исходил запах чужого мужчины. Теперь здесь жил новый князь и по двору ходила, а в гриднице сидела его русская дружина, но у Дивляны не было другого угла. Когда она вернулась из бани, поела, отдохнула, когда ей расчесали волосы и убрали их под повой, Одд попросил разрешения зайти к ней, и она лишь пожала плечами — теперь он тут хозяин, а она, пленница, разве может что-то запретить? Однако Одд, войдя, всем видом показывал, что считает ее здесь хозяйкой. Он спросил, все ли свои вещи она нашла на местах, и заверил, что немедленно прикажет найти и вернуть недостающее из добра или челяди. Мало ли что прилипло к рукам, пока хирдманы осматривали добычу, но ее личное имущество он с радостью освободит от налога в пользу победителей.

— Ты, наверное, хочешь узнать, как поживают твои родичи в Альдейгье? — спросил Одд после. — Или ты уже расспрашивала Вольгаста конунга? Но он не был там с начала прошлой зимы, а я ушел оттуда всего два месяца назад.

Дивляна встрепенулась. Всего два месяца назад этот человек видел ее близких, ее родной дом, Ладогу! Ничто сейчас не могло доставить ей большей радости, чем мысли о родной семье, о том единственном, что у нее осталось, и Одд принялся рассказывать. А эта сага стоила того, чтобы слушать: Дивляна узнала о том, как ее сестра Яромила чуть не вышла замуж за Вестмара Лиса и как Одд явился из-за моря в тот самый час, когда было назначено обручение; о том, как ее другую сестру Велемилу отправили к жениху — Вольге, как невесту пытался перехватить изборский князь Дедобор и как она в конце концов досталась племяннику того самого Вестмара.

— Вольгаст конунг поступил очень умно, — говорил Одд, внимательно глядя, как отзовется Дивляна на похвалы прежнему возлюбленному — не дрогнет ли что-то в лице, не изменится ли выражение глаз. — Он передал невесту Стейну, а того назначил своим ярлом в Исбьёрнсборге. Теперь ваши родные не смогут сказать, что жених недостоин их рода, и забрать дочь назад, а он разом избавляется от невесты, которую не любит, и приобретает в этом городе верного человека, который всем ему обязан. Сам же Вольгаст с честью освободился от нежелательного обручения, и ничто ему не мешает… устроить свою судьбу по-иному.

Но Дивляна лишь опускала глаза, не выражая никакой радости, будто речь шла не о ней.

Вечером в гридницу собрались киевские старейшины — пировать с дружиной Одда и Вольги. К ней опять пришла Елинь Святославна — побывала на своем дворе, убедилась, что все более-менее благополучно, и поспешила к единственной ныне родне. Считая старуху чуть ли не послом, отправленным ради благополучия Дивляны, Одд после ее отъезда поставил людей сторожить добро воеводши, чтобы не разграбили в неразберихе свои и чужие.

Дивляна долго прислушивалась к доносившимся через приоткрытые заслонки крики и пение — то на словенском языке, то на северном — и все пыталась угадать, о чем идет речь на этом странном пиру. Действительно ли поляне признали Одда Хельги своим князем — вместо Аскольда? И действительно ли он намерен здесь остаться? Судя по отсутствию грабежей и кровопролитий — да. Он намерен сделать то же, что более тридцати лет назад совершил Ульв Зверь, оставшийся в памяти полян как князь Дир. Но, собственно, почему бы и нет? Ему остается только…

Сон спутал мысли усталой женщины, и она заснула, чувствуя рядом Славуню, свернувшуюся под боком теплым комком.

Утром, проснувшись, она не сразу поняла, где находится. Она дома, в избе, которую привыкла считать родной, рядом ее дети и челядь, и Елинь Святославна спит на лавке. Уж не привиделся ли ей весь этот ужас — поездка в Деревлянь, смерть мужа, Незвана… Вольга?.. Но нет. Чужой запах витал в привычной избе, а через окошко доносилось:

— Хравн! Ты знаешь, как ты выглядишь? Ик!

В ответ похмельный Хравн пробормотал что-то неразборчивое, и послышался плеск, будто кто-то взахлеб пьет воду из колоды для скота.

— Ты выглядишь так, как я себя чувствую! — еще раз икнув, подытожил неведомый мудрец на северном языке, подтверждая, что теперь здесь живет русский князь Одд Хельги и его дружина.

А она, бывшая княгиня и хозяйка, теперь не то гостья, не то пленница. На ее собственном ларе лежит незнакомая выстиранная мужская рубашка. Однако, приглядевшись к узорам искусной вышивки, Дивляна легко узнала рукоделье своей сестры Яромилы. Обязательный подарок невесты жениху…

Заглянувшая Кудеря рубашку унесла, и вскоре явился одетый в нее Одд. Где он ночевал, Дивляна не знала — может, в гриднице, но выглядел довольно бодро, несмотря на долгую гульбу, только глаза чуть-чуть припухли. И Дивляна с удивлением поймала себя на мысли, что ей приятен его приход. Может, из-за этой самой рубашки, напомнившей родной дом и служившей красноречивым знаком того, что Одд теперь часть ее семьи. Она говорила себе, что не Вольга, а Одд задумал весь этот поход, убил Аскольда и захватил все принадлежавшее полянскому князю, а значит, именно он является первым смертельным врагом ее и детей. Но после того как он сам принародно объявил себя их ближайшим родичем, Дивляна не могла встречать его нелюбезно. Ведь от него они трое сейчас целиком и полностью зависели. К тому же сам его дружелюбный вид внушал желание довериться ему, ждать от него защиты и совета. Вспоминая прежнее, Дивляна заново понимала, каким образом ему удается толкать людей совершать такие вещи, на которые они никогда не решились бы сами.