Гарри Тертлдав - Мечи легиона

А когда один из слуг принес «кипящий» рисовый суп, трибун радостно улыбнулся: ему уже доводилось пробовать это вкусное блюдо в макуранской харчевне в ту волшебную зимнюю ночь — первую ночь с Алипией Гаврой…

Мысль о ней превратила для Марка пиршество во дворце Вулгхаша в странное сновидение. Что он здесь, черт возьми, делает? Почему мирно ведет беседы с каганом, чьи воины несут смерть и разрушение землям, ставшим для Марка уже родными? И разве сам он не сражается с Йездом уже столько лет? А сам Вулгхаш! Почему угощает его, ведет с ним дружеские беседы?

Повелитель Иезда совсем не походил на чудовище, каким представлял его себе Скавр. Да и диким варваром он тоже не был, этот умный, талантливый вождь, много позаимствовавший от макуранской цивилизации. И все же Вулгхаш повелевал йездами, причинившими людям столько горя и зла! Как могут сочетаться столь благородный облик и утонченные привычки со зверскими убийствами, свидетелем которых не раз бывал Марк?

Трибун ломал голову над этой загадкой, но никак не мог разрешить ее.

Первый ключ к разгадке Марк получил, когда нарочный, покрытый потом и грязью, вбежал в зал и подал кагану свитки со срочными донесениями. Повелитель Иезда быстро пробежал их глазами, постепенно наливаясь гневом. Затем злым голосом отдал несколько распоряжений. Когда гонец прервал его, задав какой-то вопрос, каган раздраженно хлопнул себя лбу и на обороте одного из донесений яростно нацарапал несколько коротких строчек. Окунув перстень с сердоликовой печаткой в горчичный соус, каган хлопнул на свой приказ густую желто-коричневую печать. Посланец поклонился, взял пергамент и поспешил прочь.

Все еще пылая гневом, Вулгхаш осушил до дна кубок из слоновой кости, после чего повернулся к Марку:

— Выдаются дни, когда я думаю, что все мои военачальники — полные болваны. Они впадают в ужас при виде собственной тени! Еще со времен моего деда мы совершали набеги на Эрзерум — так что удивляться, если горцы решили датъ сдачи? Я знаю хорошее лекарство от их дерзости. Мы должны нанести им три сильных удара, один за другим. Тогда их армия рассыпется на множество крошечных отрядов. И все! От горцев не останется и следа. В долинах уже вырастают пики с насаженными на них головами. Теперь эрзерумцы подумают дважды, прежде чем снова начать бунтовать.

— Головы на пиках? — эхом повторил трибун.

— А-а, убитые в бою, пленники, какое это имеет значение? — равнодушно ответил Вулгхаш. — Главное — что эрзерумцы их видят.

Каган хватил кулаком по столу. Атосса коснулась его руки, пытаясь успокоить супруга, но он отмахнулся.

— Это моя держава, — надменно объявил каган, обращаясь к Скавру, — и я намерен передать ее моему сыну более могущественной и богатой, чем получил от моего отца. Я разбил Видесс; неужели после этого я позволю стае каких-то жалких горных крыс угрожать мне?

— Нет, — согласился Марк. Но холодок страха пробежал по его спине. У кагана стальная воля, и ему безразличны средства, лишь бы достичь цели. Любой, кто стоит на его пути, подумал трибун, стоит на краю бездны.

Желая скрыть неловкость, трибун изменил тему разговора:

— Ты говоришь о своем сыне?

Лицо Вулгхаша осветилось гордостью.

— Кобин — славный мальчик. Хотя нет, я не должен называть его «мальчиком». Он — настоящий мужчина, и у него подрастает свой собственный сын, мой внук. Как быстро бежит время!.. Он хранит для меня северо-запад, следя за тем, чтобы вшивые аршаумы оставались на своем берегу Дегирда. С этим народом у нас еще будут неприятности: посольство, которое я отправил в Аршаум в прошлом году, успеха не добилось.

Скавр с трудом подавил возбуждение. Если посольство Йезда потерпело поражение, значит, миссия Видесса в степи удалась!

Серебряный кувшин, из которого Вулгхаш хотел было налить себе вина в оправленный золотом рог, оказался почти пуст. Вылилось всего несколько капель.

— Добавь вина, Харшад. — Каган, поглощенный своими мыслями, обратился к слуге на видессианском языке.

Услышав свое имя, слуга-йезд, прислуживавший кагану, поднял голову. Увидев, что тот глядит в недоумении, каган повторил приказ на языке йездов. Харшад улыбнулся, пробормотал себе под нос несколько слов и сделал пальцами замысловатое движение над стоявшим поблизости кувшином. Кувшин медленно поднялся в воздух и поплыл к Вулгхашу.

Как раз в этот момент Гай Филипп отрезал себе кусок мяса от бараньего бока. Старший центурион поднял глаза в тот миг, когда кувшин проплывал по воздуху мимо него. Ошеломленный, Гай Филипп выронил нож. Никто из знати -ни йезды, ни макуранцы — не обращали на магию никакого внимания.

С легкой улыбкой Вулгхаш обратился к римлянам:

— Это довольно мелкое колдовство.

Он указал пальцем на кружку Гая Филиппа и заговорил на языке, который показался Марку достаточно знакомым. Кружка поднялась в воздух и приблизилась к серебряному кувшинчику. Кувшинчик сам собой наклонился и наполнил се вином, после чего выпрямился.

Гай Филипп уставился на кружку так, словно ожидал, что сейчас она усядется рядом и предложит переброситься в кости.

— Там самое обычное вино, — заверил его Вулгхаш. — Кстати, оно получше, чем то, которое только что подавали. А ты не слишком привычен к магии?

— Больше, чем мне хотелось бы, — проворчал ветеран. Он обхватил кружку обеими руками и осушил ее одним глотком. — Да, вино недурное. Ты не мог бы направить ко мне еще глоток?

Старший центурион даже сумел засмеяться, когда коротенькое заклинание Вулгхаша подняло кувшинчик в воздух.

Марк изо всех сил скрывал изумление. Однако удивление обоих римлян не скрылось от Вулгхаша.

— Почему колдовство так удивляет вас? Ведь вы часто встречали его и раньше, среди видессиан! — Внезапно взор кагана стал как будто еще острее. Его проницательные глаза уставились на римлянина, словно пытаясь высветить его душу. — Но, с другой стороны, ты говоришь со странным акцентом. И я не понимаю ни слова из того языка, на котором ты переговариваешься со своим товарищем. А я знаю довольно много языков. — Увидев, как насторожился римлянин, каган добавил: — Тебе не следует беспокоиться. Ты и твой друг -мои друзья. Мое слово крепко. Клянусь всеми богами и пророками! Будь ты даже Автократором Видессиан, ты выйдешь из-за моего стола целым и невредимым.

Казалось, Вулгхаш сердится одновременно и на Скавра, и на себя. Больше, чем что-либо иное, это убедило трибуна в искренности его слов.

Каган добавил:

— Позволь мне быть с тобой откровенным, раз уж ты и в самом деле -мой друг. Твое неведение по части магии поистине удивительно! Достаточно лишь взглянуть на меч висящий у тебя на поясе.

От неожиданности Марк позабыл обо всем на свете и подскочил на месте.