Марк Лоуренс - Принц шутов

В темноте, пока я медленно прохаживался по стене, сознание выкидывало странные штуки — я слышал сквозь ветер голоса, различал в ночи краски и лица из прошлого. Я представлял Молчаливую Сестру, здесь, во льдах, ее лохмотья развевались на ветру, а она замыкала вокруг форта кольцо рун, расписывая его стены своим заклятием. Ей следовало бы быть здесь, этой старухе. Она каким-то непостижимым образом привела нас сюда. Это была ее вина. Я называл ее злом, эту женщину с бельмом, ведьму, что сжигала людей в их домах. И все же казалось, что в каждом случае ее подлинной целью был нерожденный или какой-то еще слуга Мертвого Короля. Люди просто попадались на пути. Или может, были наживкой.

Как принцу, мне объясняли, что добро противостоит злу. Мне показали добро в сиянии рыцарской чести и зло, скорчившееся в осознании собственного ничтожества, увенчанное рогами. И я всегда думал: интересно, а где же в этой грандиозной схеме я, мелкий Ялан, состоящий из ничтожных желаний и пустых вожделений, недостаточно значительный для зла и, в лучшем случае, кривовато подражающий добру. А теперь оказалось, что полуслепая женщина из моих детских кошмаров — моя двоюродная бабка. В самом деле, если двоюродный дед Гариус — подлинный король, тогда Молчаливая Сестра, которая старше моей бабки, — его наследница?

Я заморгал под задубевшей на морозе кожаной маской, пытаясь стряхнуть усталость и, возможно, смятение. Я заморгал, чтобы прояснить замутненное зрение. Угли костра плясали на ветру на фоне черной ледяной равнины. Несмотря на ветер, они не улетали. Я еще несколько раз моргнул — они были все там же.

— Ох ты ж зараза! — сказал я онемевшими губами.

Фонари.

Они приближались.

Снорри смотрел на наступление сквозь щель в ставнях. Я чувствовал режущий, как ножом, ветер даже у очага.

— Они идут к передним воротам.

— Сколько их? — спросил я.

— Пара десятков, может, чуть больше.

Я ждал целую армию, но их неспроста было мало. Привести целую толпу сюда, где выжить-то толком невозможно, было бы невероятно трудно, да и бессмысленно, если большую часть работы могли выполнить мертвяки. Но это снова заставило задуматься о пленных. Их продали на юг. Я прежде не слишком об этом задумывался, но если пленные были нужны для рытья льда, то… Бред какой-то — они бы просто перебили всех пленных и заставили работать уже мертвых, не знающих усталости и не нуждающихся в тепле и пище.

— Пленных нет! — сказал я вслух: не шепнул, не крикнул, просто констатировал факт.

— За ними плетется с полсотни мертвяков. По крайней мере, столько я могу разглядеть при свете фонарей, но группа тесная. Там могут быть островитяне и некроманты — трудно сказать.

— Что?.. — Я не мог толком подобрать слова. — Почему?..

Если пленных нет… то где Фрейя и маленький Эгиль?

— Люди приближаются к дверям. — Снорри подошел к центральному люку. — Масло.

Подошел Эйн с железным ведром масла, подогретого на огне. Нес его щипцами, обмотанными тряпкой. Очевидно, кипяток замерз бы мгновенно и упал дождем мелких кристаллов.

Снизу донеслось три глухих удара, — похоже, кто-то колотил в ворота. Снорри откинул люк, и Эйн опорожнил ведро, после чего люк сразу же прикрыли, заглушая вопли.

— И что теперь?

Туттугу смотрел широко раскрытыми глазами — он достаточно пришел в себя, чтобы испугаться.

— Ял, давай обратно на крышу, карауль, — сказал Снорри.

— Ступеньки меня доконают; если не что другое — то они.

Я помотал головой и, насколько мог, шустро полез по веревочной лестнице.

С крыши я видел то, что описывал Сноррри, — больше ничего. Возможно, только они и пришли. С колотящимся сердцем, трясясь от холода и от мысли, что там может таиться внизу, я обошел стену. Ничего. Никаких других источников света, вообще ничего не видно. Это меня и беспокоило, и в целом, и по какой-то еще причине, которую я сам не мог точно определить.

Долгие минуты было слышно лишь завывание ветра, викинги стояли под прикрытием стен, мертвые — за стенами, никто не двигался с места. Я был в ужасе, причин для этого хватало — там, внизу, были мертвые, желавшие, чтобы мы присоединились к их рядам: лишь безумец не испугался бы.

Смотреть было не на что, кроме фонарей, — и я смотрел на них. Теперь я сам не понимал, как ухитрился убедить себя, что это лишь угли из костра, отнесенные ветром. Похоже, ум тратит половину времени на чистый самообман. Или я себя сбил с толку… Я еще немного посмотрел на светящиеся точки, потом хлопнул себя по лбу. На самом деле люди не так часто делают это, когда внезапное понимание освещает их череп изнутри, — но я поступил именно так. А потом понесся вниз по обледеневшей лестнице, прыгая через ступеньку или даже через две и с каждым ударом матерясь от боли.

— Что? Что такое? Что ты там видел?

Все трое заговорили разом, когда я согнулся, хватаясь за ребра и силясь вдохнуть.

— Дайте ему место, — сказал Снорри и сделал шаг назад.

— Я…

Порез на ноге, зашитый Эйном, пока я спал, разошелся, и кровь потекла по бедру.

— Что ты видел?

Туттугу был весь белый.

— Ничего.

Я выдохнул единственное слово и втянул в себя воздух.

— Что?

Трое смотрели на меня ничего не понимающими глазами.

— Ничего. Только фонари людей из Хардангера.

Они по-прежнему ничего не понимали.

— Костер на стене не горит.

Я показал примерно туда, где его разжег Снорри.

— Да не мог он прогореть, — сказал Эйн. — Завтра там будет все еще жарко.

— Да, — кивнул я. Когда я спускался доложить о наших посетителях с Суровых Льдов, костер представлял собой десять метров рыжих углей в языках пламени на ветру.

— Пойду гляну.

Эйн взял с полки фонарь и направился к тяжелой двери в коридор. Грохот снизу остановил его. Это было больше похоже на таран, чем на удары щита о дерево, которые мы слышали раньше.

— Туттугу! Масло! — И Снорри сорвал крышку с люка. Он посмотрел вниз и нахмурился. — Там ничего не…

БУММ!

Звук удара заглушил его.

— Хель! Это же изнутри!

Снорри подскочил к Эйну, который стоял спиной к двери.

— Я выясню…

Эйн умолк и пошатнулся вперед. Раздался удар — и треск. Теперь у него из затылка торчало что-то острое, толстое и покрытое кровью. Мгновением позже дверь слетела с петель, и ужас, стоявший за нею, сбросил ее и тело Эйна с того, на что их насадил.

— Иисусе!

Крик. Что-то горячее потекло по моей ноге. Я предпочитаю думать, что это была кровь. Что-то перегородило коридор — крутящаяся масса расплавленной и почерневшей плоти, торчащих костей, тут мятый шлем, там еще дымящийся череп — зловонные остатки погребального костра, ожившие и напоминающие скорее отвратительного исполинского слизня, чем что-то человеческое.