Александр Меньшов - Бледное солнце Сиверии

О, Тенсес, что за глупости в мою башку лезут? — я сквозь силу усмехнулся и растянулся на земле.

Ветер в ущелье был просто ужасным. Понятно, что если не встану в ближайшее время, то меня или занесёт, или… В общем, замёрзну тут…

Да, может, так и надо. Видно, пришёл конец моему «служению»…

Смешно, ей-ей! Ты, Бор, верно болен головой. Вставай! — Да отцепись ты, репейник! Немного поваляюсь…

Мозг словно отключился, погружая разум в темноту…

Я сидел у вечернего костра. Подле были дружинники, чуть дальше старый Гуннар.

Ингос. Белый Мох — старое болото…

На плечи медленно опускался снег. В воздухе пахло жареным мясом.

Старик Гуннар, казалось, заснул с открытыми глазами. Он сидел прямо у костра, не мигая, глядя на его языки, пляшущие в своем первобытном танце. Вдруг наставник откашлялся, прочистил горло и негромко заговорил:

— Во времена, о которых сейчас не знают ни люди, ни эльфы, ни кто иной, живущий в Сарнауте, поскольку тогда не было тех, кто мог бы запомнить, — Гуннар вытер широкой ладонью своё морщинистое лицо, и продолжил: — тогда и родился первый хримстурз. Это был Эльвагар, один из двенадцати инеистых великанов. Он был так огромен, что, говорят, достигал неба.

— Кто говорил? — подал голос весельчак Эгнер. — Никого же не было, ты сам сказал.

Но Гуннар проигнорировал насмешку дружинника. Он посмотрел на меня и чуть погодя продолжил:

— У него была серебристая ледяная борода, такие же волосы на голове… Его нрав был буйным, ярость — безмерной. И жил Эльвагар в стране мрака и вечной тьмы. Но Сарн в великой мудрости своей не желал видеть в этом мире ничего из тёмного мира…

— Хримстурзы, инеистые великаны, создания Нихаза? — спросил я.

— Кто знает… Умные люди мне говорили, что некогда прочитали в одной древней книге, будто эти великаны были раньше богов. Это было настолько давно, что никто уж не знает всей правды.

— Сарн их уничтожил? — снова спросил я.

— Только одиннадцать братьев Эльвагара. Фьерма, Ульга и прочих. Сарн, Бог Света и Светом же он их и победил. Очистил от дикого первородного зла… Но Эльвагар скрылся на севере, где в самом тёмном ущелье, в таком, куда никогда не проникают лучи солнца. Это он породил ледяных великанов — турзов. Во время сильных буранов, если очень постараться, можно увидеть этих чудовищных созданий. Ни в коем случае человеку нельзя приближаться к ним. Они унаследовали от своего прародителя бешеный нрав и запросто способны заморозить живое существо.

— Они не боятся огня? — спросил я.

Эгнер, сидевший рядом, расхохотался:

— Огня? Да они дунут на твой костёр и превратят его в ледяные головешки!

— Только истинный Свет способен противостоять турзам, — добавил Гуннар. — Сейчас инеистых великанов и не сыскать. Разве только вот на дальних аллодах, говорят видели их… в Сиверии, на Новой Земле…

Что-то шершавое и влажное тернуло меня в щёку. Я с трудом разлепил заиндевелые веки. В серой предутренней мгле на меня глядела чья-то звериная морда. Понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, что это рысь.

Твою мать! — попытался встать, ежесекундно охая. Руки-ноги почти не слушались. — Какого…

Это, конечно, была не типичная серая рысь, которых в Уречье была тьма тьмущая. Лесная… рыжая, — отметил я. — На Ладу похожа… Хотя все они на одну морду. Думала, что я дохлый. Сейчас бы отгрызла бы мою рожу. Хотя, падалью же они, вроде, не питаются… И охота ей было в такую погоду шастать. Да ещё в ущелье. Тут и зверя никакого… Стоп!

— Лада? — спросил я.

Рысь спокойно опустилась на задние лапы и уставилась на меня своими горящими глазами. Такое ощущение, что её нисколько не смущали погодные условия.

— Лада, ты? — интересно, какого ответа я ждал от зверя. Аж самому смешно стало.

Я снова прикрыл глаза и стал проваливаться в дрёму.

А ну её, ту рысь! — мелькали мысли, как зайцы на поле. — Пусть жрёт… Ещё немножко отдохну… чуть-чуть…

Снова по лицу прошёлся шершавый язык. Я даже не стал глаза открывать. Лада чуть укусила меня за замёрзшее ухо. Мне поначалу и не почувствовалось, что его трогают (во как окоченел).

— Куда ты меня тянешь? Что ты от меня хочешь?

Апатия такая, что не передать словами. Ну, ничего не хочется. Просто лежать… бесконечно и долго…

Замерзнешь же, — талдычит трезвомыслящая моя частичка. — Вставай, балбес ты такой! Отморозишь себе что-нибудь… Вставай!

Лада укусила за руку. Было больно.

— Эй! — рассердился я. — Ты что, зараза, делаешь?

Но, кажется, рысь мои окрики не сильно испугали. Она прямо-таки заглядывала мне в глаза, словно звала за собой.

— Идти следом? — чуть откашлявшись, спросил у Лады.

Смотри, не мигает… Ждёт.

Я поднялся на колени. Рысь тут же выпрямилась и стала ко мне вполоборота.

— Сейчас… Думаешь, легко подняться? Тут все тело ломит…

Идти было поначалу трудно. Ветер лишь чуть поутих. Снегу намело столько, что до весны откапываться.

Лада легко перескакивала с камня на камень. Она периодически останавливалась, глядя лезу ли я позади, или снова свалился отдыхать.

Медленно… медленно я двигался вперёд. От постоянного движения хоть кое-как, но согрелся. Правда пальцы на руках и ногах не чувствовались. Они шевелились, и это радовало, но я уже начинал переживать, что уж как бы я их не отморозил…

Небо постепенно светлело. Наступало утро следующего дня.

Я вышел к некогда рухнувшей скале, скрывающей проход к ущелью… Этому бесконечному ущелью Гиблых Скал, ведущем к Могильной бухте. Кстати, теперь меня не удивляло такие странные названия этой местности…

Удивительно, что я выбрался отсюда, что выжил. Лада снова оглянулась, а потом стремительно направилась за холм, и больше я её не видел.

Далеко впереди виднелся тёмно-серый лёд Вертыша. Но мой путь лежал дальше: к сгоревшему Острогу…

Огонькова намеренно вышла из избы. Погода и не думала меняться. Который день буран. Этот сумасшедший ветер буквально валил с ног.

Мила ещё раз посмотрела на темное вечернее небо затянутое низко летящими мрачными тучами и пошла назад в единственно уцелевшую во всём Остроге избу, где ютились все выжившие. Кстати говоря, их число выросло до тридцати четырёх душ: кое-кто во время того страшного пожара убежал в Кедровую падь, что была на востоке, недалеко от горной цепи.

— Где же вы там укрылись? — спрашивала урядница, глядя на измученных людей.

— Да рядом с джунскими развалинами, — смущенно улыбаясь, отвечал за всех молодой десятник Мирон. У него было опалённое лицо, с выгоревшими бровями. На щеке виднелся длинный засохший порез.

Огонькова попыталась вспомнить, где эти развалины, но не смогла, поскольку со дня прибытия в Вертышский Острог больше занималась укреплением крепости, то так и не соизволила толком ознакомится с местностью.