Александр Меньшов - Бледное солнце Сиверии

Егор скривился и вытер испачканное в чей-то крови лицо.

— Надо, значит надо, — пробормотал он, о чём-то печалясь.

Я повернулся к подошедшим ратникам.

— Такой человек ушёл… — начал десятник Мирон. — Какая бы урядница ни была, но всё же я запомню её только с хорошей стороны.

— Да-да, — закивали головами ратники, глядя почему-то на меня.

По идее, мне тоже полагалось сказать последнее слово:

— В свои последние минуты мы желаем видеть только тех, кого искренне любим. Надеюсь, что Огонькова провела это время с ними… где бы наши любимые не были…

Повисла пауза. Ратники потупили взор, глядя кто куда.

Пора уходить, — повторился я, уже обращаясь ко всем. — Выполним последнюю волю Огоньковой и в дорогу.

Наш путь лежал на север через тундру. До астрального порта было около трёхсот вёрст. Трудных вёрст…

Гордей Зубов, командор новоявленного сиверийского порта, был в очень плохом расположении духа. Он ещё утром встал с мрачными мыслями о том, что до сих пор не в силах изменить уклад своей жизни. Уже не молодой, а своей дороги так и не нашёл. И, казалось бы, ведь старается, и целью задался благой, а всё одно толку никакого.

В отличие от остальных командиров, так или иначе застрявших на карьерной лестнице, и начавших потихоньку спиваться, или напротив — «врастать в землю», Гордей всё ещё изредка тешил себя мыслью, что когда-нибудь…

Он очень любил это слово. В его мечтах обычно так всё и начиналось: когда-нибудь… и понеслось.

Сегодня он тоже проснулся и по привычке потешил «когданибудьщиной». Однако удовлетворения не получил, скорее, больше рассердился.

«Дурак дураком! — командор пнул ногой дверь. — Старый болван!»

Оделся, привёл себя в подобающий чину вид, хорошо и сытно поел, но… но противный «червячок» уже влез в разум, и опять начал грызть его, вызывая неприятие сложившейся вокруг ситуации, а вместе с тем и глухое раздражение от того, что ничего толком не сделано, и, по сути, не сделается.

— Надо смотреть правде в лицо, так оно и будет, — Гордей одним махом осушил кружку с горячим чаем.

Раздолбав всех, кто попадался на пути, он спустился с корабля и как обычно пошёл вдоль берега. Каждое утро, не смотря на погоду, командор совершал пешие прогулки до джунского портала и обратно. Это позволяло несколько успокоить сумбур в голове, настроиться на работу.

— Вот бестолочи! — заругался Гордей.

Его сухая вытянутая фигура одиноко брела среди разбросанных деревянных клетей.

— Говорил же ещё вчера всё убрать под навес. Эй, Макар! И ты… — из памяти выпало имя второго солдата. — Подите сюда оба, живо!

Воины нехотя приблизились к командору.

— Какого хрена это тут делает? — грубо начал Гордей. — Отнести под навес. Третий день на берегу валяется, а всем на это насрать! Так, что ли, Макар? Чего молчишь, как… как..?

Тут память словно ожила, и из её глубин вынырнуло имя второго воина, прибывшего в начале зимы — Первосвет. Кажется, он был из Темноводья. В Орешке чем-то «отличился», теперь сослали в Сиверию белых мух гонять.

— Когда вернусь, чтобы здесь было пусто. Ясно?

Солдаты, молча, кивнули головами.

— Нет порядка, — подумал командор, продолжив свой путь. — Ни выучки, ни дисциплины… Всё напрочь отсутствует.

Он ещё раз глянул на лениво работающих солдат. Их разношёрстность в обмундировании в который раз резала глаз.

— Твою мать! Нет порядка! — прошипел командор, сквозь желтоватые из-за постоянного курения зубы. Он пнул камень и поплёлся дальше, не смотря на сегодняшнюю отвратительную погоду.

Его относили к той группе военных, прозываемой за глаза «Приспешниками». В своём большинстве, то были ветераны, которым не раз приходилось сталкиваться с имперскими войсками, особенно на Святой Земле. Они часто и густо хвалили подготовленность вражеских сил. Основной идеей этой группы был полный пересмотр самой сути формирования и подготовки армии в Лиге. И желательно по имперскому образцу.

Перед глазами Гордея не раз вставали картины былых сражений. Как навстречу войскам Лиги выходили дружным строем имперские гренадеры.

— Смотришь на них, — рассказывал своим товарищам Гордей, — один к одному. Не наша разношёрстная толпа, разодетая кто во что горазд. У всех одинаковые нагрудные доспехи… да ещё с выбитой на ней мускулатурой. Аки мужской торс… Просто загляденье! А главное, рождается ощущение, что на тебя надвигается неимоверная сила. Идут, держат строй. Пики впереди… Красавцы! Какая выучка, а мы только говорим, говорим… говорим.

— Сплошная болтовня, — соглашались товарищи.

— Даже орки… вы слышите, даже орки организованней, нежели мы. Из них получается отличная тяжёлая пехота… Все как на подбор. По одной форме…

— Что? — переспрашивали у Гордея. — По одной, что?

Командора иногда начинало заносить, и он сыпал кучей мудрёных слов, коих понахватался, как среди пленных врагов, так и эльфов (в молодости он почти год служил при канийском после на Тенебре).

— Форма, это когда всё на равный манер. Одеты в одинаковые доспехи… одинаково вооружены…

Товарищи не понимали.

— Ну, к примеру, у нас полки как разделяют?

— Да… по одёжке… её цвету… стягу…

— В общем, никак, резюмировал Гордей. — А тут тебе всё чинно, всё размерено. Гренадеры, к примеру, носят вокруг шеи ленту красного цвета. Зовут её шарфом. Куртки у них одного покроя… Кираса, шлемы… даже сапоги… Это всё, говорят, пошло с лёгкой руки самих же орков. На поле боя не понятно кто да откуда, и решили они как-то себя различать. Сначала по кланам, а уж сейчас по роду войск. Яскер поставил дело на широкую ногу… И действуют имперские солдаты слаженней… Умело, в общем. Дисциплина!

Снова какое-то мудрёное слово, — подумали товарищи Гордея.

А тот уже рассказывал, как один пленный офицер (при этом командор успевал пояснять значения некоторых произнесенных понятий) поведал ему о «Табеле о рангах».

— Офицер? Табель о чём? — переспрашивали Гордея.

Тот словно не услышал, возбуждёно говоря:

— Наше чинопроизводство как налажено? Смотрят на породу, так?

Друзья закивали головами.

— А в Империи служить отечеству — честь! Свой чин надобно заслужить примерностью и трудолюбием. А у нас: деньжат отсыпал и ты уже полковник. А коли дядьку имеешь высокого чина, да ещё и в столице… так и вообще поднимешься до высот неимоверных.

В компании раздался дружный смех. У каждого был кое-кто на примете.

— Сами дураки дураками, — соглашались товарищи. — Лишь бы происхождение повыше, а там…

И горько махали руками.

Надо сказать, что сам Гордей тоже происходил из старого дворянского рода. Его деды да прадеды всяко служили Кании. Кто был воином, кто в приказах разных. Богатства да почестей особо не накопили, и потому Гордей в молодости ещё сам себе поклялся прославить род Зубовых примерной службой (отсюда и растут ноги его «когда-нибудь»). Но из-за своего слишком правдолюбивого нрава имел немало хлопот и высоко не поднимался.