Александр Меньшов - Бледное солнце Сиверии

Мы встретились взглядами, и Хрипунов тут же попятился.

— Если что, то ты знаешь, где меня найти, — проговорил я, отправляясь к Руте.

После разговора со Стержневым у меня остался неприятный осадок на душе. Согласитесь, что не всякому нравится, когда ему говорят в глаза, что он не выполнил свою работу. Мало того, ещё больше «насолил», чем, если бы вообще ничего не делал.

У забора уже начинали развешивать головы мёртвых водяников. Я на пару мгновений задержался, глядя на сию «красоту». До слуха донеслись судачества каких-то женщин. Судя по всему, они были не против, чтобы на «этой ограде вывесили ещё штук сто подобных украшений».

А ещё говорят, что я кровожадный. Чтобы не говорили, а Сиверия — край весьма суровый. И люди тут суровые. А всё из-за условий их жизни. Наверное, здесь только так и надо, по-другому нельзя, просто не протянешь.

С этими мыслями я добрел до избушки Руты. На удивление, она была дома и хлопотала у печи.

— Слава Святому Тенсесу! — поздоровался я, входя в комнату.

Рута вздрогнула и обернулась.

— Вкусно пахнет.

— Пироги хотела напечь…

Я сел на лавку и высыпал на стол деньги.

— Прими хозяйка за постой.

Брови Снеговой поползли вверх и достигли максимальной высоты.

— Это… это… это… много.

Я усмехнулся, вдруг подумав, что золото ко мне всё-таки липнет. Наверное, от того, что его не сильно жалую. Как только начну скаредничать, то деньги тут же и закончатся.

— Это мне решать, много али мало. Бери, пока дают. Потом такого случая не представится.

Я вообще-то имел в виду свою смерть в бою, но Рута это поняла по-другому. Некоторое время она растеряно смотрела на меня и на деньги, а потом собралась духом и подошла.

— Что взамен? — сухо спросила она.

И я понял, что она имела в виду. От досады закусил губу, а в голове одна мысль — не нравлюсь. Неприятно, даже очень. Чувствую себя каким-то насильником.

— Взамен лишь еда да кров, — несколько грубовато ответил я.

В доме было тепло и от этого стало тянуть в сон.

— Мне бы помыться, — проговорил я. — Где тут мыльня?

— Внизу у реки есть баня… Сейчас пироги допеку и проведу.

Рута грустно улыбнулась, глядя на деньги, а потом вдруг добавила:

— Я ведь не такая.

— Всё честно, — возразил я. — Извини, не хотел тебя оскорбить. Просто мне эти деньги особо не нужны. Я наёмник, всё равно их проем-пропью. А тебе они, может, хоть чем-то помогут.

Снегова не стала считать «орлики». Хоть и гордая, да бедность не тётка!

Она аккуратно сложила монеты в кошель, чуть повертела его в руках, словно не зная куда приткнуть, а потом отнесла его в красный угол, где внизу виделся потрёпанный деревянный ларец.

Я скинул на лавку амуницию и стал дожидаться, покуда пекутся пироги.

Напряженность ситуации постепенно спадала. Мы тихо переговаривались со Снеговой о разных мелочах, и вот, наконец, стали собираться в баню.

Снег пошёл чуть сильнее. Мир вокруг казался сонным, и ещё каким-то степенным. Даже не верилось что ещё вчера я громил на острове водяников. Всё это сейчас казалось каким-то далёким… нереальным…

В баньке был полумрак. Я сидел на верхней полке, почти упираясь головой в потолок.

Рута кинула на камни ковш воды, и тут же вверх рванул густой влажный пар. Ещё несколько минут я вытерпел, а потом выскочил на двор. До Вертыша было несколько саженей, которые мои ноги преодолели в мгновение ока.

Запрыгнув в воду, я ощутил, как тело обволокло, будто мягкой и приятной на ощупь тканью. Пузырьки, стремительно рванувшие кверху, защекотали тело. Тут же следом прыгнул ещё кто-то.

То была Рута. В свете уходящего дня я снова разглядел её сухое подтянутое тело, по-девичьи торчащие ключицы, тонкие плечики.

Да, какая она ещё молодая. Совсем молодая.

И в ней было больше приятного, по-человечески приятного, чем у той же писаной красавицы Лауры ди Вевр. В который раз убеждался, что эльфийки хоть внешне и похожи на нас (или мы на них), но холодность и надменность делают их живыми статуями, не способными к проявлению чувств.

Мы немного поплескались и отправились обтираться.

Желудок громко заурчал, требуя еды. И, сказать честно, жрать хотелось просто неимоверно.

Одевшись, и забрав свои мочала, веники да прочее, мы со Снеговой отправились к ней домой. Всю дорогу шутили да разговаривали на всякие темы. Тот прецедент, вызванный деньгами, сошёл на нет.

Уже совсем стемнело, как мы вошли в избу. Рута быстро накрыла на стол.

— Пить что есть? — бросил я, усаживаясь на широкую лавку у окошка.

— Только квас, — как-то растеряно ответила девушка.

— Давай.

Рута принесла мне наполненный до краёв ковш. Я сделал несколько мощных глотков, вдруг ощущая, какими непослушными стали ноги.

— А, хмельной, зараза!

Рута села рядом, заглядывая мне в глаза, словно кошка. Её губы чуть сжались, а я вдруг, повинуясь какому-то рефлексу, поцеловал Снегову в шею, отчего девушка тут же вздрогнула и томно выдохнула.

Левой рукой я прижал к себе худенькое тельце, всё ещё заглядывая в её глаза. Вторая рука, опустила ковш с квасом, и шмыгнула под девичью рубаху. Через мгновение пальцы нащупали её отвердевшие соски.

Рута снова сладко выдохнула и впилась в мои губы.

Я вдруг подумал, что она всё же жадная до любовных утех. Опыт у нее, безусловно, был, и ещё одновременно чувствовалась какая-то ненасытность.

Тут мысли замерли, и я почувствовал, как её рука развязывает тесёмки. Мягкая маленькая ладошка пробежала по моему животу. Пальчики неспешно поигрывали с волосами. Ниже… ниже…

Я в ответ потянул своей правой рукой Руту за волосы, заглядывая в её томные глаза.

Эх, была, не была! — я, конечно, не хотел быть грубым, но страсть и желание рвались наружу, словно голодные волки.

Не думаю, что Снеговой не понравилось. Она подалась, изворачиваясь ко мне спиной.

Я утробно рыкнул, задирая её рубаху. Глазам предстал изогнутый стан, голые манящие бёдра…

Я судорожно сглотнул, и резко вошёл в неё, замирая лишь на мгновение, чтобы полностью насладиться приятной истомой, охватившей все тело и разум. Тугое влажное «гнёздышко» расступилось, и Рута тихо-тихо застонала…

А говорила, что не такая, — мелькнула в голове мысль…

Четыре дня пролетели, что одно мгновение. Мне даже начинало нравиться: поел, поспал… ну, дров, разве что нарубил… Это, пожалуй, одно из самых «тяжёлых» дел.

Я лежал на полатях, полузакрыв глаза. Рута ещё поутру куда-то убежала, оставив на столе завтрак.

Еле слышно скрипнула дверь в сенях. Я знал, как ходит Снегова, и уже по шагам определил, что это не она.

Дверь скрипнула и в избу вошла укутанная в меха фигура.

— Слава Святому Тенсесу! — звонко прокричала она.