Анатоль Нат - Славный город Старый Ключ

— И тогда мы наконец-то пойдём спать, полуночник, — вдруг широко и сладко зевнул Димон. — Может, завтра поговорим? Поздно уже.

— Хорошо, — легко согласился Сидор. — Договорим завтра. А то за этими разговорами не заметишь, как и утро настанет.

— Завтра, — махнул он рукой, выходящему из комнаты Димону.

Ну что, спать? — повернулся он к Белле.

Заметив, что и у той слипаются уже глаза, устало улыбнулся.

— Утро вечера мудренее, — широко зевнул и он, подхватывая Беллу на руки, и двинувшись в дальний угол подземной залы, где их давно уже дожидалась кровать.

Возвращение домой после посещения Райской Долины и несколько проведённых там дней оставили в душах Кары с Илоной очень неоднозначный осадок.

— Как тебе наши девочки?

— Это не наши девочки, Кара, — сухо отрезала Илона. — И надо наконец-то себе в том честно признаться. Это — не наши девочки и никогда нашими уже не будут. Может, когда-то они и были нашими девочками, когда-то давно, когда ещё учились в провинциальных войсковых училищах у себя дома. А уж теперь, после разгрома на Девичьем Поле, и когда они пожили в этом разлагающем устои городе столько времени, и подавно не наши. И уже никогда нашими девочками не будут.

Забудь! Теперь это девочки баронессы Изабеллы де Вехтор.

Они себе даже новое имя взяли, — тихо проговорила Илона. — Лесные девы. Лесовки их уже называют. И они сами на это имя откликаются.

Как всё быстро течёт, Кара, — снова тяжело вздохнула она. — Это уже не наши девочки и не амазонки. Лесовки это теперь.

И обрати внимание вот на что. Хоть они и проходят сейчас военную подготовку по стандартам военных училищ республики, но их глаза… У этих девочек совсем другие глаза, чем были у нас с тобой когда-то.

И эти классы ящеров из Академии. Все эти никому не нужные классы биологии, географии, счёта и писания, каллиграфии. Класс химии, который ведёт лично сама баронесса. Плюс танцы и дворцовый этикет.

Зачем девочкам танцы и дворцовый этикет? — подняла она мрачный взгляд на подругу.

В их глазах, Кара, нет почтения к нам. Мы в их глазах две старые потасканные кошёлки, которые не знают, что будет, если в одной пробирке смешать какой-нибудь бензол и рибонуклеиновую кислоту, и как себя вести за столом на приёме у герцога. А они знают.

— А нормальным языком ты сказать не можешь? — раздражённо посмотрела на подругу Кара. — Что это такое, бензол? Что ещё за рыбья клееная кислота? Что ты только что сказала?

— Не знаю, — равнодушно передёрнула Илона плечами. — Не знаю, и знать не хочу. Я знаю, как стрелу в глаз ящеру всадить за сто метров. Вот это я знаю. Знаю и могу. А что это за кислота такая бензольная — ни малейшего понятия.

И плохо, для нас плохо, что эти девочки тоже могут всадить стрелу в глаз ящера за сто метров. В лесу и в сумерках. А при нужде влепят и за триста, но уже из своих духовушек, которым они последнее время отдают явное предпочтение.

Но при этом они ещё и знают что это за кислоты такие, и танцевать умеют. А мы с тобой — нет.

У них другой дух. И эти три десятка соплюшек — опора Беллы, а не наша. И эти три десятка — лишь мала часть того, что у баронессы есть.

— И что это меняет?

— Ничего, — равнодушно отозвалась Илона. — Теперь уже ничего. Караван ушёл, и бежать, догонять его — пустая трата и времени, и сил.

Я была в банке, — тихо проговорила она и замерла, молча глядя в сторону.

И видела там наши счета, — вдруг заговорила она после долгого молчания.

Я даже представить себе раньше не могла, что бывают такие деньги. Это безумие. Там сотни тысяч, золотом.

За это наш барон будет требовать нашей крови. Это плата за нашу кровь.

— Имеет право, — равнодушно пожала плечами Кара. — И что? Мы знали на что шли.

— Всё! — коротко отозвалась Илона. — Это меняет всё.

В первую очередь это меняет наше отношение к нашей работе.

— Никакая это не времянка, — посмотрела она прямо в глаза Каре. — Признаемся сами себе. Мы уже это не бросим. Потому что у нас есть там место. Потому что только мы имеем тот ресурс, в котором остро нуждается баронская компания. Да и не только она одна, — хитро прищурилась Илона, на вопросительный взгляд подруги. — Каучук. Тот самый природный каучук, который остро необходим всем для производства резины.

Где машины — там колёса. Где колёса — там покрышки. Где покрышки — там резина. Где резина — там каучук. А производство каучука в значительной части контролирует теперь Тара. Процентов сорок всей добычи, — хитро пояснила она. — И кому как не нам вести с ней дела?

С кем Тара предпочтёт иметь дело и кого захочет видеть в посредниках? Нас или их? С малознакомым мужиком дело иметь, или со старой подругой? Зная Тару — выбор очевиден. Мы — вне конкуренции.

И эта поставленная нам бароном задача: «Обеспечить спокойное сношение с верховьями волока», — тому прямое подтверждение. Получается, де Вехторы сами это признают.

А нужды компании не столь велики, чтоб мы не смогли осуществить связь с Тарой старым проверенным способом — вьючными караванами.

Причём, заметь. У компании и лошади вдруг нашлись идеально подходящими для такого случая — горные коротконогие. Чему, честно говоря, я уже не удивляюсь. Словно они заранее готовились именно на такой случай. Чем дальше, тем всё меньше и меньше у меня остаётся удивления.

— Может, и готовились. Только вот к чему? — равнодушно вдруг пожала плечами Кара — не всё ли нам равно. А вот то, что этим вопросом придётся заниматься нам — вот это уже интересно.

Какова наша доля? — хищно глянула она на подругу. — Вот что главное.

Огромное открытое белое пространство. Холод и лёд. Ветер.

Ледяной, пронизывающий до костей ветер встретил Сидора этим утром на берегу огромного озера рядом с литейным заводом.

Мысль прогуляться на береговую пристань с утра пораньше, следует признать, была не самая удачная. Затянувшаяся тёплая поздняя осень чуть ли не до начала декабря совершенно его запутала и теперь он с удивлением, словно не веря сам себе, смотрел на покрытое первым тонким ледком озеро, по которому холодный ветер гнал сухую позёмку. Лёгкий захваченный с собой походный плащ от пронизывающего до костей ветра спасал плохо, и в душе Сидора стремительно росло раздражение на собственную расслабленность. Зима давно уже вступила в свои права, а он всё никак не мог перестроиться, словно раз за разом цепляясь за затянувшуюся осень.

— Декабрь! Недельки через две можно будет и на подлёдную рыбалку собраться.

— Что? — Сидор рассеянно повернулся к Лёшке.

— Говорю, что если и дальше такой мороз стоять будет, то недельки черед две можно спокойно отправиться на подлёдный лов.