Люба Штаний - Отпуск на 14 дней

Скривившись, третий-лишний издал невнятный хрип и, отрицательно покачав головой,

демонстративно отвернулся. Опасливо косясь в сторону существа, я осторожно коснулась кончиками

пальцев висков наважденья.

Кожа любимого была пугающе холодной. Пальцы на мгновение почти потеряли чувствительность,

словно обожжённые соприкосновением с сухим льдом. Несмотря на то, что грудь Нагива вздымалась,

а на горле чуть слева заметно пульсировала голубоватая вена, сердце сжалось от ужаса. Конечно,

физиология даймонов может отличаться от человеческой, но не настолько же!

Неловко распутав завязки на кармане, вытащила подарок шорхи. Если, он помог мне, может, и

Нагиву поможет? Извлечённая на свободу пирамидка на глазах ожила. Тёмные грани запестрели

алыми искрами, стекающими на ладонь и мгновенно впитывающимися в кожу. Не будучи уверенной в

том, что артефакт обладает достаточным для излечения сразу двоих запасом энергии или чего бы там

ни было, я торопливо всунула его в холодную руку даймона. Грани моментально потемнели, став

матовыми. Ни единого алого всполоха! Только глубокий чёрный цвет, бархатный, глухой и мёртвый.

Зарычав от бессилия, сжала безжизненные пальцы любимого своей ладонью. Кожу кольнули

знакомые искры. Значит, на него артефакт не действует, а на меня очень даже. Рука, повреждённая

при падении, уже почти не болела, только ныла тупо и назойливо.

Вопросительно угрожающий взгляд на молчаливого спутника ничего не дал. Даже в темноте и с

учётом специфической внешности, существо выглядело растерянным и встревоженным.

Складывалось впечатление, что это не оно заварило всю эту кашу, а мы с Нагивом втянули его в

водоворот.

Что же делать? На переохлаждение не похоже. Не так уж и холодно, тем более что вода совсем

тёплая. Здесь что-то другое, так что согревать мужчину теплом своего тела или укрывать насквозь

мокрой курткой вряд ли имеет смысл. А что ещё я могу, кроме как убить лохматую сволочь нервно

переминающуюся с ноги на ногу за моей спиной?!

Осторожно похлопала проклятье по щекам, потом потрясла за плечи. Совсем уж было хотела

подняться и порвать виновника нынешнего положения на кусочки, когда боковым зрением заметила

мелькнувшее наверху по тёмной поверхности водяной стены светлое пятно. Запрокинув голову,

пригляделась и выдала весь запас нецензурной лексики, усвоенной ещё в детдоме. Только этого мне

не хватало!

Не успела высказать и половины того, что думала по поводу безрассудных балбесов-даймонов,

кинувшихся нас спасать, даже отдалённо не представляя, чем это может для них закончиться, как

одновременно произошло несколько событий. При всём желании, не смогу расставить их по порядку.

Во-первых, Нагив наконец-то открыл глаза и, застонав, сел. Во вторых, водный поток, образующий

воронку застыл, став похожим на чёрное с сероватым отливом стекло. Кажется, в верхней части, там

где виднелись головы даймонов, она всё-таки двигалась, хоть и невыносимо медленно, словно там

остановилось само время.

Но большую часть внимания притянуло вспучившееся от центра к краям дно колодца, в котором мы

оказались. Существо, заварившее эту кашу, стояло куда ближе к центру, чем были мы с Нагивом.

Коротко вскрикнув, оно отшатнулось и, потеряв равновесие, впечаталось в глянцевую "стену" воды. Та

даже не шелохнулась, даже кажется, зазвенела тихонечко.

Почувствовав на предплечье стальную хватку проклятья, поняла, насколько увлекло меня зрелище

расходившейся, словно по невидимому шву, каменистой земли. Ведь даже не заметила, когда даймон

успел подняться на ноги и настолько прийти в себя, чтобы оттаскивать меня, да ещё и старательно

запихивать себе за спину.

От основной трещины во все стороны протянулась тонкая паутинка едва заметных трещинок. Над

ними сформировывалось нечто вроде студенистого переливающегося радужно дыма, льнувшего к

земле. Странная субстанция достигла моей сумки и почти в тоже мгновение, вспыхнула сначала

густо-зелёным, затем серебристым цветом. Доля секунды - и она коснулась сферы и снова глаза

резанула вспышка цвета, только на этот раз снежно-белого.

Наважденье глухо выругался и, оглянувшись, ответил на мой ошарашенно растерянный взгляд

встревоженным и виноватым. Что это всё значит? Понял в чём дело?

- Что? - Выдохнула я едва слышно и чуть не заорала в голос, когда дым выбросил в нашу сторону

широкое щупальце.

Понимаю, что учитывая ограниченность пространства и полную неспособность вырваться отсюда,

отталкивать наважденье в одну сторону, а самой с поразительной для меня самой скоростью сигать в

другую, - было глупо и бесперспективно. Всё равно ведь, распространившись, странная субстанция

заполнит всю поверхность и доберётся до нас так или иначе. Но тем не менее инстинкт сработал

раньше меня, сочтя растерянность достаточным поводом, чтобы перехватить контроль у логики и

разума. Впрочем, это не слишком помогло, как и следовало ожидать.

Студенистая полупрозрачная масса, на данный момент переливающаяся от белого до зелёного

через серебристый цвет, коснулась ног и полыхнула, на этот раз оранжево-красным. Крик

растворился, словно увяз в вате. Показалось, будто в голень впились чьи-то холодные зубы. Нет,

больно не было, только жутко до шума в ушах от ощущения, что меня... Пьют?!

В глазах потемнело, но я ещё успела различить ярко-синюю и фиолетовую вспышки, а потом всё

застыло. Я не могла не то что пошевелиться, даже глаза открыть или просто закричать была не в

состоянии. К своему стыду, последнего хотелось как никогда прежде. Но звук застревал где-то в горле,

так и не достигая судорожно сжатых губ.

Студенистая, почти невесомая, но вполне ощущаемая субстанция поднималась по телу вверх,

словно постепенно прибывающая вода. Не знаю как быстро. Время перестало быть, растворилось.

При всём желании я не смогла бы сказать, как много его утекло к тому моменту, когда нечто достигло

сначала рта, а потом и ноздрей. Если бы могла, запрокинула бы голову и попыталась хотя бы

подняться на цыпочки, а так оставалось только молча дожидаться конца и это оказалось самым

трудным. Я никогда не умела смиряться, всегда наносила ответный удар. Мелькнула мысль о

пробуждённой силе, но, как я ни звала, та молчала, словно её никогда не было.

И если самым трудным испытанием оказалось бездействие, то самым страшным, сковывающим

немым ужасом, тот факт, что моё синеглазое наважденье сейчас тоже в ловушке и, раз до сих пор я

не слышу его голоса и не чувствую прикосновения его пальцев, тоже ничего не может с этим