Люба Штаний - В любой гадости ищи свои радости

требовательных и нежных рук, буквально ведомая ею, я оказалась в полуметре от двух метров

воплощённого счастья.

– Эйлар, я... как же люблю тебя, – шепнула, вглядываясь в опьяняющую голубизну напротив.

Сердце сжималось от тоски, в душе едкой золотистой кислотой плескалась боль. – Для меня ты

лучший. Пусть я сумасшедшая, но буду любить тебя несмотря ни на что. Прощаю тебе всё сделанное

или не сделанное. Ты...

Голос опять сорвался. Всё во мне пело и стонало одновременно. Безумная смесь восторга,

нежности, жажды, отрицания, гордости, покорности... Невообразимая, страшная, неотвратимая

какофония чувств, почти сбивающая с ног. .

Закрыв глаза, последним усилием воли удержала собственную руку от прикосновения к щеке того,

которому готова была отдать всё: жизнь, тело, сердце, разум, душу. До крови прикусила губу, чтобы

собраться с духом и всё же произнести:

– Ты лучший и самый любимый. Жаль... Ты даже представить не можешь насколько мне жаль! И

всё-таки нам не по пути. Мне нет места в твоей жизни, а тебе в моей. Вряд ли это тебя сейчас

порадует, только... Просто знай: я буду любить тебя любого, буду помнить до конца и прощаю заранее

всё-всё. И ещё... Если сможешь, прости меня, Эйлар....

В следующую секунду, с горестным всхлипом, отпрянула от брюнета и почти бегом кинулась к

Алехандро. Нужды бежать не было, но я так боялась... Себя боялась! Своей глупости, слабости,

своей... любви.

– Вот, – ничего не видя от слёз, вложила в тёплую сухую ладонь горбуна радужное солнышко. –

Тебе оно нужнее. Только не тронь Эйлара, умоляю.

– Манюня... – Едва слышный изумлённый хрип. – Маню...

– Прощай, – на долю секунды заставила себя прижаться губами к омерзительной щеке. – Удачи

тебе.

И всё. Истерика накрыла меня с головой. Помню только: как, задыхаясь от слёз, бежала к Шаризу.

Помню, как дракон молча обнял и прижал к груди, позволяя спрятать мокрое лицо на своём плече.

Помню, как успокаивающе поглаживал по спине и шептал что-то на ухо. Всё прочее, как в тумане...

Минут пять ничего не происходило. Я только всхлипывала и тряслась, как осиновый лист. Мне было

попросту больно. И не только морально. Отчего-то, в тот момент, когда радужное солнышко

перекочевало в ладонь зомбика, заныли даже волосы и ногти. Нежное золото любви обернулось

кислотой, разъедая кожу, кровь, нервы... всю меня. В грудь будто воткнули тупой ржавый штырь.

Воткнули и забыли вынуть, и при малейшем движении этот проткнувший насквозь штырь мешал

дышать.

Как я могла? Как могла отказаться от Эйлара?! Предать его... трижды. Теперь отдала магию дракона

гниющему уроду, который всей душой желал и желает смерти тому, кого люблю. Такое не прощают.

Вина и горечь заполняли лёгкие, горло, уши, впивались под ногти тонкими огненными иглами, били по

ушам... Я опять выбрала из двоих не того. Опять...

Пусть Шариз обещал не допустить столкновения Алехандро и Эйлара, это ничего не меняло. Всё

равно! В глазах черноволосого воина я навсегда подлая беспринципная дрянь, не стоящая и

воспоминаний... Он не просто забудет – будет ненавидеть и презирать меня, а я... А я не могла иначе!

Просто не могла!

Любимому желание принесло бы власть, а кошмарику просто возможность нормально жить.

Алехандро потерял шанс отомстить врагу, ради мести которому шёл вперёд. Как только понял, что

значит для меня Эйлар, горбун отошёл в сторону, не желая рвать душу. Мою душу... Пусть отошёл

временно, но... Зомбик отступил от смысла своей никчёмной жизни, ради смысла моей. Как же я

могла поступить иначе?!

И всё же в этот момент я... ненавидела себя. О, как истово ненавидела! До крови на прикушенной

губе, до хриплого звериного воя, прорывавшегося на свободу, до звёздочек в зажмуренных глазах, до

острой боли с стиснутых зубах, до... до безумия почти. Ненавидела и не могла поднять зарёванные

глаза на Эйлара. Даже последнего, прощального взгляда не могла кинуть на любимого и преданного

мною же мужчину.

Были ещё какие-то слова. То мерзко-сиплые, то басовито-гулкие, то... Вот только самого родного,

самого дорогого голоса слышно не было а мне... Мне так много хотелось напоследок сказать Эйлару.

Сквозь боль, сквозь вину, сквозь холод осознания... Так много! Но золотое остро-колкое нечто с

каждым вздохом заполняло лёгкие, разъедало внутренности, кипятком обжигало горло и нёбо,

спазмами сжимало мышцы, вытягивало жилы, сверлом входило в кости и суставы.

– А сильна мелкая, – задумчиво пророкотал Шариз над ухом. – Это ж надо было столько силы в

заклятье вбухать! С умом явные проблемы, но силы на двоих хватит. .

Дракон говорил ещё что-то, но звуки тонули в густом, словно вата, отчаянии. Потом, будто далёкое

эхо, сиплый хрип горбуна, который сквозь собственные истерические всхлипы, судорожные попытки

вырваться из крепких объятий дракона и вспышки ослепительной боли слышала едва-едва:

– Помоги... возьми назад... только... ей...

Басовитое гудение Шариза:

– Справится... не смеешь... против... её решения...

Были ещё какие-то слова. То мерзко-сиплые, то басовито-гулкие, то... Вот только самого родного,

самого дорогого голоса слышно не было а мне... Мне так много хотелось напоследок сказать Эйлару.

Сквозь боль, сквозь вину, сквозь холод осознания... Так много! Но золотое остро-колкое нечто с

каждым вздохом заполняло лёгкие, разъедало внутренности, кипятком обжигало горло и нёбо,

спазмами сжимало мышцы, вытягивало жилы, сверлом входило в кости и суставы.

– Домой... – каким-то чудом даже не прошептала, выдавила беззвучное. – Пожалуйста...

Ответ Шариза уже не расслышала. Краем глаза заметила только, как закружились вокруг нас

полупрозрачные белые струйки света. Они поднимались снизу вверх по спирали, иногда касались

горячечно-чувствительной кожи. Прикосновения обжигали острыми льдинками-осколками зимней

стужи. Этот холод сковывал душу тишиной, отодвигал золото безнадёжности предательства чуть-чуть

дальше. Совсем чуть-чуть, но дальше и...

– Вот ты и дома, девочка, – ласково прошептал Шариз, поглаживая по щеке. – В мире без магии

тебе должно стать легче.

Попыталась было поднять тяжёлую от тоски голову, но сил не хватило, и я уронила её на плечо

дракона, отстранённо наблюдая за... собой. Я лежала на руках у шатена и в тоже время ещё одна ‘я’

медленно поднималась с кафельного пола салона. Пошатнувшись, вторая я чуть не упала, но

ухватилась за спинку вишнёвого углового дивана и кое-как выпрямилась. Неужели я всегда такая

бледная? И губы синюшные, и под глазами тёмные круги, и...

– Не пугайся, малышка. – Выдохнул, почти касаясь губами виска, шатен. – Всё будет хорошо. Тебе