Андрэ Нортон - Звёздные изгнанники

Если тут когда-то бьша дорога, она давно скрылась под камнепадами. Окружение было таким диким, что я подумал, будто никто никогда не прокладывал здесь тропу.

Мы были уже в конце этого узкого разреза в камне, ущелье слегка расширилось и появилась скудная растительность, когда раздался взрыв — нас сбило с ног, за нами со склонов катились камни. Тары закричали — я никогда не слышал у них таких криков. Ужас их был очевиден. Они снова перешли на безумный бег, и их еще дважды сбивали с ног толчки. Мы с Илло остались лежать там, где застал нас первый удар. Мы вцепились пальцами в землю, это была единственная опора в шатающемся и рушащемся мире.

Я закрыл лицо руками, закашлялся, потому что поднявшаяся пыль затянула все вокруг, словно облаком. Я не видел даже своих рук у лица. Пыль ела глаза, они слезились.

Это последний ответ тех, из сверкающего города, и сработал он благодаря нам. Я был так уверен в этом, словно какой-то голос в пыли торжественно читал обвинительное заключение. Дверь, открытая из помещения с дьявольскими растениями, послужила приглашением Теням: они устремились к добыче, которой всегда жаждали. Возможно, та суть, что составляла эти Тени, утратила подлинный разум, но я был уверен, что древняя ненависть оставалась.

Те скелеты, что мы нашли за городскими воротами, — были ли они последними жертвами, прежде чем каким-то образом, воспользовавшись своими познаниями, туземцы смогли изгнать пришельцев? У меня появилась догадка, и я опять ощутил тошноту. Добровольцы? Люди, пошедшие на смерть, чтобы насытить врага, задержать нападающих, которые расслабятся после сытной еды и с ними легче будет справиться? Этого мы никогда не узнаем — да я и не хотел знать.

Но город, его жители, нашедшие последнее убежище, они сделали свой выбор. Они не могли напасть на врага, возможно, их было совсем немного. Может быть, они никогда не жили и не хотели жить на поверхности Вура. Но они постарались устроить так, что если враги прорвутся, они прихватят их с собой. Я... именно я пробил брешь в их защите... с помощью цепочки открыл ворота.

Может быть, возвращение цепочки в чашу не только вызвало передачу послания, но и привело в действие защиту. Так что когда тени ворвались вслед за нами, их встретило...

Что их встретило? То, что под землей произошел мощный взрыв, настолько очевидно, что тут даже гадать не о чем. Но достаточно ли взрыва, чтобы покончить с невидимками, не имеющими плоти? Может быть, мы не уничтожили зло, а только высвободили его, выпустили в мир?

Я заставлял себя смотреть в лицо такой возможности, и тошнота становилась все сильнее. Слабая надежда только на одно — обитатели города знали природу своего врага. И свою последнюю защиту сделали такой, какую этот враг не выдержит. Но надежда слишком слабая, чтобы чувствовать уверенность.

Оглушенный пылью, я слышал крики гаров. Мне казалось, в этих криках звучит не страх, а гнев... и, может, уверенность. Земля наконец перестала трястись. По-прежнему слышался гул падающих камней, удары огромных скал друг о друга, но доносились они из ущелья, которое мы оставили за собой. Пыль начала оседать.

Я сел, попытался вытереть глаза так, чтобы в них больше не попало пыли. Все мое тело было покрыто пылью. Я закашлялся, сплюнул, подавился и снова закашлялся. На расстоянии руки от меня фигура, совершенно покрытая пылью, делала то же самое.

Я осторожно огляделся, не вставая: у меня было ощущение, что стоять я не смогу. Клубы пыли улеглись настолько, что я смог увидеть: в скальной стене больше нет расселины. Щель, через которую мы вышли, теперь забита камнями так плотно, как пробка закрывает бутылку с водой...

Бутылка с водой!

Словно удар, обрушилась на меня жажда. Я медленно и осторожно встал на колени, потом поднялся, покачиваясь, прикрывая глаза от все еще висящей в воздухе пыли, и увидел широкое открытое пространство, поросшее травой. Ни одного дерева или куста, ни намека на лианы или шипы. Я облизнул губы и тут же пожалел об этом, потому что пыль с них усилила жажду.

Илло — другая пыльная фигура — тоже встала, слегка пошатываясь. Перед нами находилась открытая местность, и я своими слезящимися глазами увидел в зелени — здесь трава как будто не увяла к концу лета — сероватую полоску. Жара, которая сопровождала нас с самого вступления в Чащобу и к которой мы привыкли, как привыкает человек к летнему солнцу, исчезла; подул холодный ветер.

Теперь я мог видеть яснее: лента — это вода, а пятна, которые к ней движутся, должно быть, тары. Больше ничего не движется, и нет даже высокой растительности. Степь, оголенная перед наступлением зимы, — такой я знал ее всю жизнь.

— Пошли! — Я сделал один шаг, за ним другой и обнаружил, что земля подо мной больше не качается. Я могу идти. Нужно только преодолеть расстояние, отделяющее от этой серой ленты, и можно будет напиться.

Поддерживая Илло за плечи, я двинулся в путь. Несколько первых шагов мы еще пошатывались, но потом вернулись силы. Мы шли за тарами не оглядываясь.

Теперь все мое внимание было направлено только на воду, и по дороге мы не обменялись ни словом. И только когда протиснулись между кустами на самой кромке и окунули лица и руки, напились, передохнули, снова напились, — только тогда Илло заговорила:

— Должно быть, исчезло — все. — Я заметил, что она не оглядывается в сторону долины, которая перестала быть последним входом в подземный мир. — Это был их последний план — если те проберутся в город, уничтожить их всех!

Я повернулся на спину и лежал, глядя в серое небо. Должно бы ть, скоро сумерки, но низкий покров облаков не давал возможности определить точно. Надо собрать гаров, разбить лагерь. Да... снова темная мысль в сознании, но на этот раз она не исчезла, осталась.

— Как уничтожить то, что всего лишь — тень? — выпалил я.

— Они знали. — Теперь Илло чуть повернула голову назад — неохотно, как будто ей приходится заставлять себя. — Их знания привели к появлению зла; но, думаю, у них оставалось еще последнее, самое разрушительное средство. Пока они жили, они не могли им воспользоваться. Думаю, им было бы очень трудно уничтожить свой город, — он был частью их самих.

— Ты говоришь так, словно знаешь — но как ты можешь знать? — настаивал я.

Она приглаживала влажные волосы, которые несколько мгновений назад упали в воду и теперь облепили лицо — лицо это казалось худым, взрослым и уставшим. Таким я раньше его не видел.

— Я знаю... — Она немного помолчала в поисках слов; видно, нужно было выбрать особые слова... — Знаю здесь. — Пальцы обеих рук она прижала ко лбу над глазами, принялась растирать лоб, словно отгоняя боль — воспоминание о боли. — Это всегда было во мне — вначале призыв, потом это. Я всегда знала, что это правда. И когда призыв прекратился и я поверила, что Ката мертва, во мне осталась потребность — другой призыв, более глубокий, но я знала, что, если понадобится, он заставит меня ползти на коленях, когда я не смогу больше идти. И вот он — исчез!