Пол Макоули - Дитя Реки.Корабль Древних. Звездный Оракул

— Они несут тебе шкуры, хозяин, ты на них заработаешь, — продолжала она.

— Они читают мысли друг друга, — объяснил Пандарасу Аюлф. — В этом они не похожи на нас, мы привыкли прятать свои мысли у себя в черепах. У них все общее, как вода или воздух. Если одного убить, не будет никакой разницы.

Пандарас кивнул. Он возился с пружиной и тремя металлическими штуками, которые надо соединить, чтобы починить один из клапанов. Казалось, их слишком много, а руки у него стали совсем неуклюжи. Он был пьян, хотя не собирался напиваться. Но Аюлф тоже напился, к тому же у Пандараса есть кинжал и арбалет и, на худой конец, Тибор. Правда, тот, несмотря на всю свою силу и огромный рост, в драке может оказаться абсолютно бесполезным. Да еще рыбари идут. При них торговец не посмеет ничего предпринять.

— Тебе нравится считать, будто у нас на всех один разум, но ты и сам знаешь, что это не так, — обратилась к Аюлфу женщина из угла комнаты. — Просто мы все думаем одинаково. Тихо, они идут.

Снизу раздался свист и негромкий всплеск. Ворона забеспокоилась, вскочила на перила веранды, захлопала крыльями, ища равновесия, потом хрипло каркнула. Аюлф, спотыкаясь, бросился к перилам, оттолкнул птицу и вперился в темноту.

Голоса, казалось, всплывали наверх, как струи теплого воздуха. Торговец выругался и швырнул вниз полупустую бутылку, которую сжимал в кулаке. Слышно было, как она разбилась о ветку смоковницы.

— Проклятие! Уже поздно! Ты понимаешь, поздно! Приходи завтра!

Снова раздались голоса. Торговец снова выругался, перемахнул через перила и соскользнул вниз. Пандарас встал. Темная, полная людей комната закружилась у него перед глазами, его затошнило, и он выбрался на веранду. Внизу, в слабом свете разбросанных в ветвях смоковницы крошечных фонарей, Аюлф спорил с высоким худым человеком, который стоял в маленькой шлюпке. Человек держал в руках предмет, похожий на огромную растрепанную книгу. На самой границе освещенного пространства сгрудились другие ялики.

Тибор тоже вышел наружу и встал за спиной у Пандараса.

— Одна из женщин хочет с тобой поговорить, молодой господин.

— Тихо! Я хочу узнать, что тут происходит.

— Это дурное место.

— Сам знаю. Потому и хочу понять, что здесь делается.

— Надо уходить.

— Я хочу починить мотор. Я могу, только очень устал. Попозже. Я закончу его попозже.

Внизу Аюлф закончил свою длинную страстную речь, но человек в шлюпке ничего не ответил, и торговец в конце концов вскинул руки и вновь взобрался на веранду. Переваливаясь через перила, он свалился вниз лицом, встал, зашел в комнату, нашел новую бутылку араки, зубами открыл ее и сделал огромный глоток.

— Они просто невозможны, — ни к кому не обращаясь, проворчал он и глотнул еще раз, потом, обводя взглядом женщин, ладонью вытер мокрые губы. Где-то проснулся и захныкал ребенок. Еще двое детей вцепились в колени своих матерей и смотрели на торговца огромными черными глазами. Старуха в углу спокойно продолжала точить свою деревяшку.

— Животные, — пробормотал торговец. — Ну почему я провожу свои дни с животными?

Рыбари один за другим взбирались на веранду и, пригнувшись, проходили в общую комнату. Их было четверо, и в отличие от своих женщин все настолько худые, что, принадлежи они к расе Пандараса, всякий бы сказал, что эти люди умирают от голода. Волосы на их головах мели потолок — так они были высоки ростом. Кожа рыбарей играла множеством оттенков темно-зеленого цвета. В руках главного из четверки оказалась не книга, а большая связка шкур, которую он положил к ногам Аюлфа.

Пока торговец перекликался с предводителем рыбарей на каком-то квакающем диалекте, одна из женщин подползла к Пандарасу. Рыбарь сидел на корточках лицом к лицу с Аюлфом, при этом его острые колени торчали выше головы. Он бесстрастно кивал и время от времени брал из полного блюда креветку, тщательно ее разглядывал, затем бросал в рот и глотал целиком. Его товарищи не двигаясь стояли в тени у него за спиной, словно цапли, высматривающие лягушек. Почти все шкуры принадлежали болотной антилопе, одна была леопардовая. Аюлф расстелил ее перед собой и длинными ногтями стал гладить пятнистый переливающийся мех. Пандарас почувствовал легкое презрение, наблюдая, как несдержанно торговец демонстрирует свой интерес.

— Моя мать хочет поговорить с тобой, — прошептала женщина в ухо Пандарасу. — Мы знаем, что ты наш друг, и мы хотим тебе помочь.

Пандарас зевнул. Было уже очень поздно, к тому же он сильно опьянел. Опьянел и устал. Он уже оставил мысль наладить мотор сегодня. Пальцы потеряли ловкость, а желудок терзала непонятная боль. Попозже. Завтра. Комната раскачивалась перед глазами, как лодка на груди Великой Реки. Фонарики вдруг стали очень яркими — рой лихорадочно сверкающих светлячков, беспрестанно налетающих друг на друга. Удержать хоть что-нибудь в фокусе казалось абсолютно непосильной задачей.

Женщина коснулась амулета, который юноша носил поверх рукава рубашки. Жест показался Пандарасу слишком вольным, и он оттолкнул ее руку. Ему хотелось калачиком свернуться вокруг боли в животе и уснуть.

— Твой господин просто дурак, — с трудом проговорил Пандарас. Все это время он ощущал настойчивый взгляд Тибора с противоположной стороны полутемной комнаты. — Я сам могу о себе позаботиться.

— Онкус, — произнесла женщина, но Пандарас забыл это имя, он тупо уставился на женщину, и она наконец ушла.

Через какое-то время Пандарас проснулся. Было совсем темно. Во рту у него пересохло, страшно болела голова, и он почему-то стоял. Потом Пандарас понял, что Тибор держит его за ворот изодранной рубашки и трясет что есть силы. Наконец он его отпустил. Под мышкой иеродул держал реактивный мотор.

В дальнем углу хибары в гамаке спал Аюлф в обнимку с толстой молодой женщиной. Внизу сопели во сне кучки ребятишек. У каменного очага сидела на табуретке все та же старуха и смотрела на Пандараса. В одной руке она держала украшенную резьбой деревяшку, в другой маленький ножик.

— Надо уходить, молодой господин, — хриплым шепотом произнес Тибор.

Пандарас выхватил кинжал:

— Я перережу ему глотку!

Он все еще был пьян. В желудке по-прежнему нестерпимо жгло, как будто он наглотался расплавленного металла. Мышцы рук и ног так сводило судорогой, что казалось, они сейчас треснут.

— Он меня отравил, — заплетающимся языком пробормотал Пандарас. — Я перережу ему глотку и буду смотреть, как он захлебывается собственной кровью!

Тибор перехватил руку Пандараса своей большой шестипалой кистью. Лезвие кинжала вдавилось в серую кожу иеродула, но не повредило ее.

— Ты сумел наладить мотор, — тупо заметил Пандарас.