Элизабет Вон - Военный трофей

Ксиманд всем сердцем желал вернуть прежнюю славу и пытался содержать двор, собирая «лордов и леди» и их детей, чтобы те заискивали перед ним. Так как мой отец принял в совет ремесленников и духовенство, то во дворец собиралась целая толпа, готовая задаром откушать за столом и поиграть в игры знати.

Как только военачальник начал свой победоносный марш по долине, многие из лордов бежали в город с угодий и замков, приводя бойцов под своим командованием. Деревни и селения, находящиеся под защитой лорда, остались на милость военачальника, что позволяло врагу стремительно пройти по долине к самым нашим воротам.

Я проскользнула за старую деревянную дверь и минуту постояла на пороге. Несмотря на размер комнаты и огромные очаги, кухня всегда казалась горячей, переполненной и загромождённой. Здесь в полном своём величии царила повариха Анна. Она стояла посередине комнаты, отдавая приказы слугам, поварам и лакеям как опытный генерал, которым она, по сути, и была. Эта крупная упитанная женщина с заляпанным передником никого и ничего не терпела. Я с завистью заметила, как её прямые тёмные волосы никогда не выпадают из пучка. Орудуя деревянной ложкой, она являла собой силу, с которой приходилось считаться. Ничто не могло укрыться от её взора,… включая меня.

Она бросила на меня один взгляд и раздражённо фыркнула, от чего затряслись все её многочисленные подбородки.

— Девочка моя, ты только посмотри на себя, — прогремел её голос через всю комнату. Некоторые слуги подняли головы и с сочувствием посмотрели на меня, но сразу же вернулись к работе. Анна прошла ко мне через всю кухню, хмуря брови; ключи от шкафчика со специями грохотали на поясе при каждом её шаге.

— Ты похожа на оборванного паломника. — Она ткнула в меня своей ложкой. — Снова ничего не ела, я права. — Её голос с лёгкостью перекрывал шум и беспорядок в зале.

— Анна, ты читаешь меня как отрытую книгу.

— Как будто я буду тратить время на книги. — Она выкрикнула что-то и прежде, чем я поняла что именно, нас уже усадили в углу большого деревянного стола среди блюд, и мы ели свежеиспечённый хлеб с особым медовым маслом, щедро размазанным по всей булке. Мой узелок бросили к грязной груде тряпок, а корзину поставили на стол. Пока мы ели, Анна не спускала строгих глаз со штата и иногда разражалась замечаниями, когда что-то делалось не по её стандартам.

Она вздохнула:

— Ты опять работала весь день?

Я наполнила рот хлебом и энергично задвигала бровями. Анна откинулась на спинку стула и так громко засмеялась, что все её тело затряслось от хохота. Анна, пусть Богиня дарует ей свою любовь, знала, как надо смеяться. Она отдышалась, положила пухлые ладони на стол и проницательно посмотрела на меня.

— Сегодня Его Величество велело армии отступать за городские стены против желания Уоррена. Люди военачальника стоят у самых наших ворот.

— Я слышала об этом на рынке. Так это правда? — Не то, чтобы я сомневалась. Казалось, Анна всегда узнает все вести первой.

— Да. — Она наклонилась вперёд и взяла последний ломоть хлеба. Отвернула голову и заорала на человека, стоящего у очага. Затем она посмотрела на меня. — Говорят, Уоррен обмолвился, что Его Величество в панике. — Она фыркнула. — Кровь сказывается.

— Анна!.. — воскликнула я. Она испытывала неприязнь к иностранной королеве и никогда не любила Ксиманда. Но Анна — это нечто неизменное, а Ксиманд жить не может без уюта и вкусных обедов. Таким образом, между ними было заключено своего рода перемирие. Ксиманд никогда не заходил в её владения, и она позволяла ему править королевством с полным животом.

Анна покачала головой, тряся подбородками.

— Поговаривают, что король отправил гонца просить о заключении мира.

Мои глаза распахнулись от удивления. Я думала, что на поле боя всё в порядке, да и гордость Ксиманда не позволит ему признать ничего, кроме полной победы. Чтобы Ксиманд согласился говорить с человеком, который побил его столь умело, столь недавно… это плохой знак.

На стол поставили тарелку, на сей раз с ломтиками пожаренного хлеба с сыром и жареным луком. Я жадно начала есть, забрав первый ломтик быстрее, чем Анна успела протянуть руку. Сыр был всё ещё горяч и пузырился на вершине, и я дула на него, предвкушая вкус.

Анна отправила свой кусочек в рот, не чувствуя, жара. Она вытянула толстый палец и коснулась моей корзины.

— Он знает, что сегодня ты снова была там?

Я пожала плечами с набитым ртом.

— Как я понимаю, чаровница, ты прошла в палатку, уболтав моего сынка.

Я пожала плечами.

Она постучала пальцем по столу, что вызвало рябь, прошедшуюся по мясистой руке.

— Следи за собой, дитя. Ксиманд — это не Хит, которого можно обвести вокруг пальца. Ты заноза в его боку, и у тебя есть только один путь — впиваться ещё глубже.

— Уж кто бы говорил.

Анна серьёзно на меня посмотрела, но больше ничего не произнесла.

Двери в главную столовую распахнулись, и в комнату вошёл крупный бочкообразный мужчина. Это был Озар, королевский сенешаль и муж Анны. Раздвигая локтями слуг, он шёл прямо к нам.

Кожа Озара блестела от пота, каштановые волосы прилипли к черепу. Сенешаль выглядел очень усталым и одновременно счастливым.

— Моя любимая Анна. — Он положил руку на её плечо и крепко поцеловал. — Как всегда, ты проделала великолепную работу.

— Да убережёт меня Богиня от высших дворов, — проворчала она, но я видела, что похвала пришлась ей по душе.

Озар взял стул и, с тяжёлым вздохом опустившись на него, забрал последний кусочек хлеба с сыром.

— И вас, молодая особа. — Он откусил от хлеба и прожевал. — Он ищет вас. И очень сердится.

Мне не было нужды спрашивать кто это "он". Я вздохнула и вытерла рот тыльной стороной ладони. Анна повернула голову, проревела приказ, и передо мной тут же поставили миску горячей воды и ткань.

— Дитя, ты вся в грязи. Умой хоть лицо и руки. Что это у тебя на камзоле? — Анна отодвинулась от стола. — Нет, я не хочу знать. Посмотрим, можно ли это оттереть.

Я не сопротивлялась. После смерти моей матери Анна растила меня вместо неё. И хоть мои улыбки не имели на неё никакого воздействия, на кухне меня всегда ждал тёплый очаг и любящее сердце. Я знала, что не нужно и пытаться отказаться от её заботы.

Пока меня оттирали, Озар благоразумно молчал, обняв кружку пива. Он всегда был тихим человеком, но когда говорил, его стоило послушать. Анна цокала и шикала, рассматривая состояние моей туники, и бросила влажную ткань в груду с самым грязным бельём. Теперь, когда блюда были поданы, и началась уборка, слуги бегали не так исступлённо. Пройдя проверку, я обняла Анну на прощание и, схватив корзину со стола, пошла вслед за Озаром.