Оксана Демченко - Мир в подарок. (Трилогия)

– Не знаю. Я никогда не любил слепой найм и учитывал не только цену, но свое отношение к нанимателю. Хотя, если разобраться, к купцам я не сильно расположен, при должном обхождении и лет шестьдесят назад… Все могло быть, ты прав.

– Ты вчера не знал нас, не знал Миру. С гребня холма это был всего лишь караван, каких много. Чужой и вполне безразличный, – вздохнул Амир. – Ты мог развернуть коня и уйти, но не сделал этого.

– Конь не захотел, – признался Тоэль чуть ворчливо. – Благодари Актама, он умнее меня. Гораздо.

– Путь выбирает всадник, и коня – тоже. Ты меняешься, Тоэль. Все, что я могу тебе посоветовать из опыта своей недолгой жизни, – пусть и впредь цель не кажется важнее дороги к ней. Смотри по сторонам и не упускай случайных, вроде бы, встреч. И еще я хочу тебя попросить об услуге и готов ее оплатить, если укажешь цену. Не теперь, а когда и если она возникнет.

– Вот как?

– Да. Это странная услуга. Если Мира выскажет тебе просьбу тихо и без обычного своего веселого упрямства, исполни ее. Я все оплачу – и время, и усилия. В девочке – сердце каравана и его удача, я знаю. Мы не потеряли ни одного человека за прошедшие годы и даже ни разу не торговали с малой прибылью. Мы угодили в песчаный ураган, утратили тропу – и все же выжили. Она, представь себе, поладила с диким темнокожим племенем рихлонов, которое обычно убивает караваны, случайно зашедшие на его земли. Там, далеко на юге, за пустынями Обикат.

– В чем твой интерес в деле, пусть она и хороший человек? – Удивился айри. – Ты наверняка скоро отдашь караван детям, и тогда многое переменится. Пусть они думают о дальних и странных просьбах, цена и срок которым неизвестны.

– Я последний Багдэш, водящий караваны, – хмуро вздохнул Амир. – У меня четверо сыновей, они выбрали себе иные пути в жизни, не стали дабби, и я не спорил. Думал, внуки или поздние дети… Но внуки мне оказались чужими, хоть они еще малы. Наследники знатных и богатых родителей, слишком церемонные и зажатые в рамках традиций. И дорога не зовет их души. А поздние – одна дочь, и для нее мое ремесло не годится. Это тяжелая мужская работа.

– Она живет по ту сторону пустыни?

– Джами Багдэш едва ли менее упряма и своевольна, чем Мира, – усмехнулся Амир. – Они внутренне схожи и охотно общаются. Эта несносная девица давно живет на берегу, в портовом городе у западного океана, его имя Кумат. Там у меня свой двор, лавки, склады и даже место в порту. К зиме увижу негодницу. Представь себе, она еще в детстве лупила старших братьев, а теперь имеет наглость без мужчин в доме торговать и вести дела. Даже в Кумате на это безобразие смотрят с укоризной, но там не Восток, и потому подобное допустимо. Она очень красивая и умеет ладить с нужными людьми, ее уважают. Я перестал водить караван на север: она берет товар дешевле и лучшего качества, у малышки связи. В неполных двадцать лет, куда катится мир…

– Не похоже, что ты расстроен, – рассмеялся Тоэль. – А твоя жена, если я не затрагиваю недопустимое?

– Хуже дочери, – гордо улыбнулся Амир. – Захра – дочь моего друга, он был неплохой купец, и имел неосторожность брать ее с собой еще ребенком в дорогу. У ее матери северная кровь бороев. Я увез обеих десять лет назад с обжитого места, она не поладила с родичами по линии своего старшего брата. Дом оставил сыну. А мои женщины обжили новый. Приходится признать – их доход велик. Я даже не кормлю более семью, уважаемый гость. Если родня узнает, на мою голову падет позор.

– Не замечаю в голосе признаков раскаяния или беспокойства. Если не достаток и не дела рода, то что иное заставляет тебя вести караван?

– Я люблю дорогу. У меня в караване достойные люди, они тоже любопытны и охотно протаптывают новые тропы. – Амир поднялся. – Ну что ж, нам пора, все шатры уже сложены, кроме этого. И кони заседланы. Тебя ждет трудный день, Мира уже зовет – слышишь?

Она не просто звала. Арагни сидела верхом на хромом жеребенке, укрыв его спину потником и овечьей шкурой, гордая и довольная собой сверх всякой меры. Серый нескладный недоросль, еще толком не сменивший клочковатый и пушистый детский ворс на атласный глянец шкуры взрослого коня, гордо выгибал шею и фыркал рядом с довольным Актамом. И почти не хромал. Тощий, голенастый, с еще не сформированной статью.

– Я полагал, этот жеребенок не заезжен, – брови Тоэля вновь взлетели, как вчера, при сообщении о том, что Мира не мальчик. – И безнадежно хром.

– Он умный, – вроде бы невпопад ответила Мира. – Я объяснила, что хочу покататься, и он согласился. Только уздечку не одобрил, кому железо во рту по душе? Обещал слушаться и так. И хромать он скоро окончательно перестанет, я же говорила. Ты его не отберешь у меня теперь, убедившись в этом?

– Нет. – Тоэль устроился в седле Актама, непривычно тихого и расположенного неспешно брести чуть в стороне от верблюдов.

– Тогда выполняй обещание. Расскажи про горы!

Айри вздохнул, глянул на серый сумрак запада впереди, еще не тронутый светом зари. Как говорить о горах для слепой? Совершенно слепой, никогда не ведавшей зрения. Рассказывать, что они синие далеко на горизонте, подобные облакам. А вблизи – могучие, несущие снеговые шапки, упирающиеся в фиолетовое небо высокогорья… Все будет звучать бессмыслицей! Но упрямая малышка ждала, и расстраивать ее, такую хрупкую, было совершенно невозможно.

Тоэль снова вздохнул, бросил повод на луку седла и закрыл глаза. Что в темноте осталось от гор? Многое. Айри стал негромко говорить, вслушиваясь в свою память.

Горы огромны. Западные, отделяющие долины приморья, где стоит Кумат и живет Джами, тянутся сперва почти точно с севера на юг, и каравану потребовалось бы немало дней, чтобы пересечь занимаемое ими место и по равнине. А уж перевалами – год пробираться можно. Но чем жарче, тем дальше горы склоняются к западу. Словно их туда оттеснили ветры, бьющие век за веком в каменную грудь Драконьего кряжа, несущие в себе сухой жар Красной степи. Они как будто проплавили брешь в горной цепи, шириной в добрые пять десятков верст, и потому караван благополучно доберется к Джами еще до начала глубокой осени. Попутные для каравана ветры, хотя это едва ли приятно, гонят пыль и песок. Они упорно дуют от внутреннего Золотого моря на запад все лето, а осенью приходит влажный холод с севера и поит степь.

Драконий кряж высок и могуч, он щитом заслоняет дорогу сухим колючим ветрам, сохраняя приморье зеленым, приятно теплым и плодородным. Сам же он широк и подобен смятому листу пергамента, есть высокие сгибы и глубокие изломы. Самые высокие острые складки – пики гор – холодны, там весь год лежит снег и оттуда бегут в долины звонкие быстрые ручьи и реки. Они поют голосами весенних льдинок, разговаривают и смеются. А собравшись в потоки, более опасные, чем дикое стадо южных буйволов, ревут и ворочают огромные валуны….