Оксана Демченко - Мир в подарок. (Трилогия)

– Память снова не подвела вашу милость.

– Знаю, – чуть смягчилась Джами. – Тоэль, Ками, вы селитесь наверху, там гнусно и жарко, терпите.

– Вы несправедливы! – в отчаянии возразил хозяин заведения. – Один вид из окна…

– …и позволяет брать хоть малую плату за этот тесный уголок пустыни, – насмешливо закончила «Криста». – Они к жаре привычные, выживут. И если надумают мыться, смогут спуститься во внутренний двор, там все приготовлено. Женщин селим внизу. В комнате вполне сносно, обеим – немедленно приготовить ванны. Нормальные, не ту пиалу, в которую вы осмелились попробовать запихнуть меня! Полотенца тоже должны быть крупнее носового платка. Гораздо крупнее.

– Да, госпожа, все будет исполнено, – он более не возражал.

– Всех троих переодеть. После ванны люди не трясут старую пыль дорог. Вещи выстирать и почистить. Мы же хорошо поняли друг друга?

– О да. Я немедленно сам распоряжусь и лично прослежу.

– Извольте, – Джами проводила дрожащего хозяина совершенно неподражаемым взглядом княгини, обнаружившей во дворе замка приблудного беспородного щенка. И жаль убогого, и удавить–то надо непременно, нагадил ведь… – Магистр, как мы могли остановиться в этом клоповнике? Я знаю массу приличных заведений в Римасе.

– Но повар–то хорош.

– Да. Завтра у гостей не останется последнего повода наведываться в эту дыру. Итак, еще трое, – задумчиво кивнула она, изучая снавей. – Я должна добавить вас в расчет припасов. Тоэль, мы славно сторговались, список исчерпан, а твой кошель еще довольно пухленький. Наша «милость», князь, изволили оказаться скользким типом, явно могли бы далеко пойти в торговом деле.

– Джами! – фальшиво возмутился магистр. – Разве пристало так говорить о его светлости, милости и так далее?

– Я вообще–то была близка к этикету: в третьем лице и с должным завистливым унижением, – отмахнулась она и насмешливо фыркнула. – А вот вы назвали меня не тем именем. Позор падет на вашу еще не слишком седую голову! Меня, свою дорогую Кристу, близкую родственницу, не узнали, дорогой дядюшка!

– И правда, нехорошо, – пожал плечами магистр, пристально изучая глиняную бутыль. – Полагаю, это означает, что вино здесь все–таки не разбавляют. Пойду–ка я. Желаю приятного вечера, господа.

И он ушел, напоследок с усмешкой осмотрев еще раз странную и пеструю группу за столом. Снави торопливо ели. Смуглая Фрисс улыбалась и вздыхала – ей очень хотелось принять ванну, а мечта, как выяснилось, так близка к исполнению! Деяна недоверчиво косилась на князя Тайрэ, которого помнила черным от боли и сломленным как предательством брата, так и гибелью родных. Ками из–под ресниц наблюдал за айри, примечая его необычную манеру двигаться – мягко, легко и вроде бы медленно. Тоэль углядел и усмехнулся.

– Ты родом из–за гор Лэй’ян. И потому видишь отчетливо, что я проходил там обучение в свое время. Да, так и было.

– Вот что меня беспокоит, – кивнул Ками, – ты его проходил у мастеров, школу и технику которых мы утратили два поколения назад. Основатель почти не брал учеников. Его последователи поступали, увы, так же. Меня учил последний из них. Но снави не принадлежат себе, я вынужден был покинуть родину слишком рано. Потом вернулся, а его уже не стало. Я мечтал завершить обучение. Всегда, и вот – вижу тебя теперь, когда так нелепо сбываются невозможные пожелания. Неужели и это станет явью, куда более трудное, чем бессмысленное требование луны с небес?

– Я не получил от Бир’ги право учить, – вздохнул Тоэль. – Он говорил, моя душа не наполнена. Но, возможно, твоя полнота Говорящего с миром искупит нарушение его воли. К тому же ты из родного ему племени ш’ати. Наш путь долог, и время найдется.

– У него тоже есть к тебе вопрос, даже почти желание, – вмешалась в беседу Джами. – У нас двоих с айри. Девочку зовут Миратэйя, ей десять, она слепа от рождения. Лишена глаз, так точнее: только сросшиеся пустые веки. Но у нее, мы уверены, есть дар снави. Что в таком случае вообще можно сделать?

Ками долго молчал. Потом стал говорить, и его время от времени дополняли женщины. Говорил он тихо и неспешно, бережно подбирая слова не слишком привычного языка княжества Карн.

Он начал жизнь у озера в горах. Ничтожный подкидыш, не знавший родителей, слабый и больной. Может, потому его и оставили у тропы. Там редко бывали люди, и мальчик, еще не умевший толком даже ползать, был обречен. Но учитель нашел его и подобрал, истратил дюжину лет на лечение травами и иглами, гимнастикой и массажем. Не выгнал и позволил изучать мастерство, закрытое для прочих. Неполный год он, пятнадцатилетний Кха’мии, пробовал даже работать с оружием, когда пришли Говорящие и сказали – ты должен выбрать. В тебе дремлет дар, позволяющий помогать людям, но он не обещает ни легкой жизни, ни славы, ни достатка. Только непосильный труд и дорогу. А еще – спасение для многих, кто гибнет от засух, наводнений и смерчей, мора, лихорадки, врожденных уродств. Сейчас можешь решить: жить здесь и быть прежним – или отказаться от всего и получить дар целиком.

Он не хотел оставлять учителя, уже слишком старого для своего одинокого житья. Он, что уж там, порой думал о славе бойца и достатке. Но учитель отказался от этого, и остался лучшим. И учитель хотел видеть его помогающим людям, а не убивающим их во славу школы или ради золота. А еще кто–то должен помогать иным детям, брошенным недобрыми людьми на обочине жизни. Потому он принял дар и все его ограничения. Не жалел об этом, нет. Столько, сколько увидел с тех пор Ками, иные не рассмотрят за десяток жизней. А так видеть мир не сумеют и через сотню. Не встретят подобных друзей и не научатся исцелять от неизлечимого.

Выбор дал ему первую, ученическую, ступень владения пробудившимся даром. Прочее он получил от второго своего учителя, живущего в мире так долго, что его знали все поколения снавей, наверное. И, кажется, нечеловека, люди так долго не пребывают в теле живых, даже святые.

Потом он начал работать, как все, – спешил туда, где зовут из последних сил в безысходной беде. Такой горькой, что снавь слышит голос их душ издалека и отзывается.

Он лечил и больных слепотой. Однажды, лет шесть назад, пробовал исцелить женщину, от рождения незрячую. Безуспешно: она начала различать свет и тень, но рассудок отказался от непривычного и сознавал зрение, как мучительную и непроходящую боль. Женщина не смогла научиться видеть мир, хотя очень старалась. Ее глаза пришлось усыпить снова. Еще он лечил мальчика, младенца не старше полугода. И все получилось. Ребенок плакал несколько дней, но постепенно дело пошло на лад, год назад Ками видел исцеленного: совершенно здоров и уже подрос, бегает.

Деяна кивнула – ее опыт говорит, что вернуть зрение можно лишь детям до полутора–двух лет. Увы.