Оксана Демченко - Мир в подарок. (Трилогия)

– Нет. А вот люди в лагере воспринимаются очень странно. Словно они нетрезвы. Слишком много радости, гнева, восторга, исступления и нет простых повседневных мыслей и мягких тонов в настроении. В сознании читается прямо–таки горячечный бред. Возможно, ночью я был на них похож. И еще. Полагаю, в подобном состоянии долго находиться опасно, они буквально выгорят за несколько месяцев, а то и недель. Не понимаю, что они тут делают, такая толпа?

– Их собрали, чтобы помешать подобным тебе пройти к центру лагеря незаметно или пробиться с оружием, если вы сможете понять угрозу и объединиться. Видимо, мои сородичи понимают, что снавей немного. И что бессмысленное убийство – не ваш путь. Губить людей только за то, что они обмануты и пьяны, вы не сможете. Между тем, их очень много и они критически опасны в нынешнем состоянии.

– А если усыпить? Не с помощью слишком приметного дара, совсем по–простому. У меня есть нужные травки и вытяжки. Не могут же они не есть и не пить.

– Не могут. Смотри–ка, значительная часть лагеря снимается. Не хочу оказаться слишком уж догадливым, но полагаю, они пойдут к берегу и станут искать нашего «Лебедя». Если женщины пропали, Риэл высадится и начнет их пытаться обнаружить. Плохо.

– И меня отправлять назад нельзя, я ночью опять за себя не возьмусь отвечать, – вздохнул Ками. – Князь человек неглупый, будем рассчитывать на лучшее. Корабль в море горцам не по зубам. А своих родичей ты, надеюсь, найдешь чем занять. Я их почти не ощущаю, но уверенно могу сказать – их немного. Полагаю, три–пять.

– Уже что–то. Я схожу гляну, что у них с охраной. Не спорь, мой опыт больше, и я здоров. Ты пока выбери место поближе и поудобнее, устрой времянку, чтобы отдыхать и, если придется, ночевать в тепле и сухости: того и гляди, дождь начнется. И приглядывай: как суета уляжется – мы узнаем, сколько горцев остается в лагере.

Ками согласно кивнул, принял оба мешка и указал на холм, где собирался пробовать строить логово. Айри запомнил, на ощупь проверил еще раз снаряжение и попросил снотворное для горцев. Вдруг да пригодится?

Пятью минутами позже, хмурясь от сложной информации по расчету дозировки, полученной вместе с мешочками и склянками от не желающего нечаянно навредить людям Ками, он спускался к реке. Люди лагеря, и правда – странные. Первый дозор он ощутил раньше, чем рассмотрел, хотя не мог похвалиться чуткостью снави в опознании живых на дальнем расстоянии. Аккуратно обошел, подкрался с тыла и пристроился рассмотреть жителей иного берега океана.

Люди оказались невысоки, смуглы и темноволосы. Издали они сильно напоминали сложением и лицом Ками – сухие, легкие, гибкие. Вблизи чуть отличались разрезом глаз, более длинным и узким, тоном кожи, более золотистым, даже желтоватым. Пожалуй, еще формой носа – чуть плоского и широковатого. Говор их был несколько криклив, в нем преобладали высокие ноты. Хотя кто знает – может, это следствие их состояния? Вблизи особенно отчетливо была приметна их болезненно–нервная болтливость, чрезмерная суетливость. Руки их непрестанно перебирали стебли травы, то и дело без необходимости оправляли одежду, трогали без конца рукояти кинжалов. Видимо, пьяное состояние диктует свои правила поведения, и они сильнее воинской выучки. Сами дозорные полагали, что сидят тихо и незаметны с двух шагов. Это айри тоже осознал вполне отчетливо.

Второй замеченный Тоэлем дозор был неотличим от первого – пьян, шумен, и тоже пять воинов – двое приглядывают за местностью, трое отдыхают.

Третий оказался еще беспечнее: он ведь внутренний, откуда здесь могут появиться враги?

Следующий дозор оказался иного типа: группа из семи всадников на низкорослых горских лошадках с непривычно мощными задними ногами и приподнятым выше холки крупом. Тоэль мельком подумал, как меняют представление о правильном сложении лошади условия жизни. Высокий круп – это вечно перегруженные передние ноги, слабая выносливость и далеко не лучшая резвость. Но именно благодаря ему лошади обладают хорошей прыгучестью и способностью к работе в горах, на неровных тропах, особенно при подъеме с грузом на холмы. Еще айри подумал, как приятно, что пока нет собак с их нюхом и зрением. И запоздало вздрогнул: а вдруг у них не собаки, которых он высматривает по привычке, а, положим, свиньи или хорьки? Вроде бы таких не видно… Но расслабляться не стоит. Пьяное сознание караульных и его самого, как выяснилось, настроило на избыточную самоуверенность.

Помощники караульных оказались похожи на хорьков или даже – крупных белок.

Он рассмотрел их чуть позже, в пятом или шестом дозоре. Гибкие, пушистые, относительно некрупные и длиннотелые, на коротких лапках, пышнохвостые. С отменным нюхом и зоркими глазками на крысиной мордочке. Его присутствие «хорьки» заподозрили довольно быстро, но – без пользы для дела. Верещания, треска, щелчков и писка своих друзей, прирученных еще до прихода сюда, в сознательной жизни, люди слушать не желали. Пьяная бодрость требовала глядеть поверх голов и реагировать лишь на очень, ну о–о–чень явную и серьезную угрозу. А где, скажите на милость, сотня страшных великанов и морское чудище в придачу? Нет их! Вот и не нойте, паникеры!

Хорьков жестоко драли за хвосты, били по мордочкам и трясли за лапы, принуждая к молчанию. Самого крупного и бдительного зверька владелец ткнул в спину ножом, не сумев заставив молчать иными способами. Брезгливо сбросил с седла скулящего малыша, скрученного болью в петлю. И ускакал прочь, не обернувшись на отчаянные визги верного до конца любимца, так и не укусившего руку, кормившую его прежде. В лагере горцы забыли о прежней дружбе. Новая полнила их радостью и сознанием силы.

Когда дозор скрылся, Тоэль подобрал пушистого караульщика, дрожащего, перепачканного кровью, жалобно и обиженно всхлипывающего. Уже обреченного – ведь широкий нож разорвал верткое тело почти надвое, перебив позвоночник.

– Ничего, Крыс, – утешил его Тоэль почти беззвучно. – Ками тебя соберет, вот увидишь. Он умеет. А пока я тебя устрою здесь, лежи тихо. Ты умница, ты уж дыши, постарайся. Дождись меня, я быстро.

Крыс покорно затих и слушал, повернув ухо и стараясь приподнять мордочку, чтобы рассмотреть и обнюхать нового знакомого. Тоэль устроился в овражке, перевязал малыша, как смог. Уложил тельце в подобие лубка, наскоро собранного из куска коры, стянул края раны. Еще раз успокоил себя: Ками кроху наверняка вылечит. Пока можно лишь надеяться на его живучесть, опустить на траву и погладить, снова успокаивая и обещая не бросать в беде. Коричневый бисер глаз закрыли золотистые бархатные веки. Малыш любил ласку и привык к ней, ведь прежде хозяин никогда не обижал своего друга. И теперь умирать стало вдвойне обидно: чужой человек, наверняка враг, перевязал нанесенную хозяином рану и пожалел. Двигаться не было сил, и зверек остался лежать там, куда устроили добрые руки.