Александр Рудазов - Сын Архидемона. (Тетралогия)

Я тоже остановился. Всех храбрецов я уже изничтожил, а те, что послабее духом, сбежали сами. Всего на моем счету было десятка три мертвецов, да и весь остальной отряд, обращенный в бегство.

— О господи… — испуганно сглотнул Сигизмунд, когда я с трудом выбрался из горы мертвых, завалившей меня чуть ли не до пояса. — Так вот каково это — убить человека…

— А что, раньше не приходилось? — поинтересовался я. — Ну с боевым крещением… А мне надо бы помыться.

Помыться мне действительно совсем не мешало. Мой стиль боя подразумевает много крови, а когда противников очень много, я неизменно пачкаюсь. И еще я хотел есть — в сражении я двигаюсь быстрее, чем ртуть, а такая скорость всегда отнимает много энергии. Нет, я достаточно вынослив и могу продержаться еще пару-тройку часов. Но в этом случае я настолько оголодаю, что, наверное, не удержусь и все-таки отведаю человечины.

Из саклей, или как там называются арабские избы, постепенно начали выползать местные жители. Среди них были и те, кто вначале пытался организовать сопротивление, — они попрятались сразу же, как только стало ясно, что крестоносцам не до них. Но гораздо больше было женщин, детей и стариков.

— Здравствуйте! — приветливым голосом крикнул им Сигизмунд, снимая шлем. — Не бойтесь нас!

Самый дряхлый старик с бородой до середины груди опасливо подошел к принцу и низко поклонился. Не поднимая головы, он робко пробормотал:

— Прошу тебя, могучий волшебник, не убивай нас. Прикажи своему джинну не есть нас, и мы отдадим тебе все, что ты пожелаешь… У нас немного денег, но все, что есть…

— Я не джинн, — слегка возмутившись, прохрипел я. — Дай мне чего-нибудь пожрать, да побольше, и тогда я тебя не трону.

— Олег!… — укоризненно посмотрел на меня принц, а потом снова обратился к старцу: — Мы не причиним вам вреда, добрый человек. Мы всего лишь хотели помочь вам, но если вы так нас боитесь, мы уйдем…

— Нет-нет, останьтесь! — громко крикнула какая-то старушка. Она подбежала к деду и зашептала ему на ухо, что он круглый идиот. Мол, Аллах отправил к ним на помощь своего посланца Джебраила с волшебным мечом (за меч она, похоже, приняла испаритель Пеегро) и ангела смерти Азраила (это я, что ли?), а он, старый дурак, гневит слуг Всевышнего.

Аксакал некоторое время размышлял над словами своей жены (а кем она еще может быть?), а потом просветлел ликом и поклонился нам с Сигизмундом еще ниже.

— Добро пожаловать! — радостно осклабился дедушка. — Слава Аллаху всемогущему и милосердному!

Когда сарацинским пейзанам разъяснили, кто мы такие есть, они начали активно ликовать. Ну еще бы! Не каждый день удается встретиться с двумя живыми ангелами, пусть и… странноватыми.

После пары минут проявлений радости и заверений в своей вечной преданности Аллаху и пророку его Мухаммеду народ вернулся к повседневным делам. На данный момент основным делом стала уборка территории. От трупов. Пока что деревня напоминала операционную, в которой хирургом работает Чикатило.

С мертвыми христианами никто особо не церемонился. Их просто оттаскивали в сторонку и сваливали в кучу. А вот своих сарацины тщательно отбирали и бережно разносили по домам. Жены и дети старательно рыдали над своими мужьями и отцами и не менее старательно раздавали поверженным врагам пинки и плевки.

Нас со всевозможным почетом отвели в самый большой дом — жилище старейшины. Сигизмунд немедленно начал кружиться на одном месте — продолжал снимать свой фильм. Круглое здание состояло из двух этажей, причем первый этаж сложили целиком из камня, а вот второй слепили из затвердевшей глины. Кроватей не было, вместо них я заметил глубокие ниши в стенах с полосатыми циновками внутри. Ну правильно — климат здесь теплый, большой нужды в одеялах нет.

Прилежно отсняв внутреннее убранство помещения, Сигизмунд уселся на первый попавшийся булыжник (вместо стульев здесь использовались камни почти правильной кубической формы), разложил ноутбук, подключил к нему камеру и принялся увлеченно просматривать отснятый материал. Я заглянул ему через плечо и очень удивился. Принц ухитрился записать практически всю сцену моей битвы с крестоносцами. Я невольно содрогнулся, поняв наконец, как я выгляжу со стороны, когда дерусь. Действительно, жуть…

Какая-то женщина приблизилась ко мне и, робко улыбаясь, поставила у моих ног большой таз с водой. Я недоуменно посмотрел на нее, не понимая, зачем это мне. А потом догадался. Действительно, я и сам собирался помыться, просто забыл.

— Спасибо, — прохрипел я, отвесив сообразительной сарацинке благодарственный поклон. Она испуганно пискнула и отскочила назад. Ну что поделать, боятся меня в народе…

Вот Сигизмунда никто не боялся — за его спиной уже толпились детишки и молодые дамы, удивленно ахая и тыкая пальцами в экран компьютера. А когда кто-то узнал на волшебной картине самого себя, восторг и вовсе перешел всякие границы.

— Рабан, а почему здесь женщины с открытыми лицами ходят? — соскребывая успевшую засохнуть кровь, поинтересовался я. — Я в исламе не очень разбираюсь, но уж это-то знаю… У нас в России вон даже конфликт был — мусульманки хотели на паспорт в хиджабах фотографироваться, а им не разрешали.

— Так мир-то другой, — хмыкнул керанке. — Исламские каноны тоже немножко другие — здесь женщины никогда лиц и не закрывали. Кстати, и жен тоже разрешено иметь не четырех, как у вас, а только двух.

— Угу. Понятно.

Старейшина, доселе сидевший подле меня и умильно разглядывающий «Азраила», подскочил как ужаленный. Дело в том, что в дверь стремглав влетела всклокоченная тетка с маленькая девочкой на руках и бросилась мне в ноги. При этом она что-то тараторила.

— Помедленнее! — рявкнул я, отчаявшись разобрать ее тарабарщину.

— Не забирай мою дочь, о Великий, молю, оставь мне ее! Прошу тебя, она еще так мала, она не заслужила этого! — все еще торопливо, но уже более понятно повторила женщина.

— Да что ты мелешь, я никого у тебя не забираю… — начал я и осекся.

Девочка лет четырех пребывала буквально на грани смерти. Видимо, она попалась под горячую руку какому-то ландскнехту, и тот полоснул ее мечом. Бок был рассечен почти до пупка, и, хотя мать замотала рану какой-то тряпкой, не нужно было быть врачом, чтобы понять, что девочка долго не протянет. Глаза малышки закатились, дыхание было редким и прерывистым, а сердцебиение время от времени прекращалось совсем (я слышу даже такие тишайшие звуки и паузы между ними).

— Они же принимают тебя за Азраила, — тихо подсказал Рабан. — Думают, что ты ангел смерти…

— Бедняжка… — печально вздохнул Сигизмунд, подошедший сзади. — А я даже аптечку не догадался взять, дурак… Сейчас бы регенерину хоть немного…